Возраст Суламифи - страница 50

Шрифт
Интервал


– Ты не можешь так… Мне нужны эти деньги…

– Моя квартира, мои деньги, – безжалостно проговорила Лина. – Ты ж не дитя малое? Вот и крутись.

– Мне надо операцию делать, золотые нити…

– Ты уже большая девочка, решай свои проблемы сама. – И Лина пошла обратно в свою комнату.

Нелли догнала ее в коридоре.

– А этот твой… Он знает?

На сей раз ей удалось задеть дочь за живое, но Нелли была так поглощена своими проблемами, что в полутемном коридоре даже не заметила, как Лина изменилась в лице.

– Тебе-то что за дело?

– Ну как же! Он должен знать! Пойди к нему, – возбужденно заговорила Нелли, – может, он одумается… Может, женится…

– Да пусть хоть на коленях приползет, я за него не пойду.

– Ну и дура. Если ты не скажешь, я сама ему скажу. А квартиру на Ордынке я тебе не отдам…

– Ой, не хвалися, идучи на рать! – перебила ее Лина все с той же язвительной насмешкой, неизменно выводившей Нелли из себя. – А что ты сделаешь? Документы у адвоката папиного, тебе до них не добраться. А и найдешь – не возьмешь: у нотариуса копия. Мой тебе совет: Ордынку выброси из головы прямо сейчас. Я плату на книжку класть буду. Пока рожу, набежит приличная сумма.

– Ты не можешь так со мной поступить. Я твоя мать…

– Даже не начинай, – опять жестко перебила Лина. – Какая ты мать, я с детства знаю.

– Ну сколько можно попрекать! Был дурацкий случай, половину ты сама выдумала! Крик подняла, Ольгерта против меня настроила, чуть съемки не сорвала, а ничего же не было!

– Давай не будем, Неля, – опять прервала ее Лина. – Хватит, надоело. Вон уже Митька опять плачет.

И она бросилась бегом к себе в комнату, а Нелли осталась одна.

* * *

Полина Полонская – ей не нравилось сочетание «пол» – «пол», она всем представлялась просто Линой, и только мать звала ее Полькой, – начала сниматься в кино в шестимесячном возрасте. Еще бы, дитя звездной пары, любимцев всего Союза! В младенчестве у нее проявились прямо-таки феноменальные способности. Мама с папой снимались в картине, где герой бросает героиню с ребенком и уходит. Мизансцена была выстроена следующим образом: в коридоре стоит в дверном проеме героиня с младенцем на руках, а герой пересекает коридор ко входной двери и скрывается за ней. А героиня так и остается с младенцем на руках. Не говорит ни слова, и лишь одинокая слеза катится по ее щеке, когда дверь за героем закрывается. Очень трогательно.