– Я упала. Можно я пойду? Спасибо вам большое, я вам платье потом верну. Сарафан постираю и верну.
– Оставь себе, – проворчала Данута, а Тереза – это было явно ее платье – кивком подтвердила: да, мол, оставь себе. – Сарафан твой я сама постираю. Надо в холодной воде, а то кровь запечется.
И Данута властным жестом приказала Терезе приготовить таз с водой. Та мигом кинулась исполнять.
– Нет, спасибо, оно мне велико и… – Лина хотела сказать, что не стоит дарить ей такое платье – не платье, а прямо наряд принцессы! – но смешалась, не зная, как это сказать, чтобы не обидеть добрых женщин.
Обняв на прощанье и Дануту, и Терезу, она ушла на свою половину.
– Где ты шляешься? – встретила ее Нелли. – Нам давно пора на съемку, Ольгерт уже звонил.
На хуторе не было водопровода, а вот сотовая связь действовала отлично.
– Что это за прикид? – продолжала Нелли, не дождавшись ответа на первый вопрос.
Впрочем, и второй вопрос остался без ответа. Лина подошла и встала прямо перед матерью.
– Я тебя ненавижу, – произнесла она больным после крика, но внятным, отчетливым голосом. – Никогда в жизни больше не назову тебя мамой. И сниматься с тобой не буду.
– Не ерунди, – поморщилась Нелли. – Что за дешевая мелодрама? Ничего с тобой не случилось. Пора взрослеть. Можно подумать, он тебе целку сломал! – пустила она вслед дочери, скрывшейся в своей комнате.
Ничего больше не слушая, Лина открыла чемоданчик, отыскала и натянула чистые трусы взамен оставленных у озера. Возвращаться за ними она не собиралась. Ей казалось, она умрет, если только придется еще раз пересечь луг с красивыми бабочками.
Только взялась крест-накрест за подол платья Терезы, хотела снять, но не успела: во дворе послышался визг тормозов, хлопнула дверца машины, и в дом ворвался Ольгерт Куртинайтис.
– Вам отдельное приглашение? Почему вся группа вас ждет? Свет теряем!
– Полька! – позвала Нелли.
Так и не переодевшись, Лина вышла в большую комнату.
– Здравствуйте, Ольгерт Иосифович. Я больше не буду сниматься. Заменяйте, кем хотите.
Ольгерт хотел выпустить пулеметную очередь ругательств, даже воздуха заглотнул с запасом, но, вглядевшись в лицо Лины, промолчал.
– Кто это сделал? – спросил он.
– Да ну ерунда, – засуетилась Нелли, – гримом замажем, будет незаметно. И вообще, это даже работает на образ: мало ли, что с ней могло быть за годы разлуки?