Моя улыбка стала еще шире. Полтора месяца тренировок, с моими
бонусами на рост? Это не уменьшение моих шансов, это их увеличение.
У других-то таких бонусов не имеется.
— Я согласен.
Судья тяжело вздохнул.
Обратно в камеру я уже не вернулся. Судья, отчаявшись меня
отговорить от самоубийственной, по его мнению, затеи, сдался и
молча оформил требуемые для смены наказания бумаги. Их он отдал
стражнику и отправил нас на первый этаж, к холодной немолодой
женщине в одном из кабинетов. Женщина, молча забрав бумаги,
набросала на листе несколько фраз и отправила нас на третий этаж, к
«инспектору по помилованиям». Инспектор, лысоватый мужчина с
неопрятной бородой, потребовал печать на бумаге. Женщина на первом
этаже печать отказалась ставить, отправив нас обратно к судье.
Судья пожал плечами и поставил на один из листов свою печать.
Инспектор посмотрел на нее, скривился и сказал, что это не та
печать...
В итоге из здания мы вышли лишь после полудня. Меня вся эта
катавасия лишь позабавила — благо, от меня ничего не требовалось,
кроме как стоять и молчать. А вот стражник, будучи в полном
обмундировании и при оружии, конкретно раскраснелся и вспотел, пока
мы бегали с одного этажа на другой и обратно. Так что, когда меня
наконец приписали к гладиаторской школе «Бешеные Псы» и отправили в
другой конец города, он уже был счастлив выйти из духоты судебного
участка и отконвоировать меня в школу.
Путь в школу оказался долог. А я все еще был полуголый — никого,
кажется, вообще не смущало, что все это время я разгуливал перед
ними без одежды. И предложить мне хоть что-то прикрыться тоже никто
не собирался. Пока я был в общей камере, я считанные мгновения
раздумывал насчет того, чтобы отобрать одежду у кого-то другого...
но потом посмотрел на этих людей, на тряпки, которые были надеты, в
большинстве своем, на голое тело... и тут же передумал. Не
настолько сильно меня напрягает эта ситуация. Лучше уж голым.
Поэтому, пока мы шли по городу, на меня периодически оборачивались.
В целом, я видел и других полуголых людей — но, в основном, это
были дети. Я же за эти полтора года сильно подрос и раздался в
плечах, и на ребенка уже никак не тянул. Пожалуй, мне можно было
даже дать побольше пятнадцати, если бы не подростковые усы и
бороденка, которые успели отрасти за последние несколько месяцев.
До этого, на руднике, я периодически брился, поскольку на
определенном этапе эта растительность начинала меня ужасно
раздражать при одном взгляде на нее. Но последнее время я себя в
зеркале не видел, да и не до этого мне было на нижних уровнях.
Разве что саламандры и огненные духи пару раз подпаливали мне
волосы как на голове, так и на лице. Так что, предполагаю, в
совокупности с этим выгляжу я сейчас ужасно. Надо бы подстричься,
как выпадет возможность. И побриться.