Оксана, не понимая, что от нее требуется и почему Ольга так дотошно рассматривает ее, поправила волосы, подумав, будто столь пристальное внимание вызвано непорядком в прическе.
– Да опусти ты руки! – возмутилась Ольга, твердо решив для себя – она не отпустит сегодня Оксану, пока не напишет ее портрет.
На лице Оксаны недоумение сменилось смущением, и она опустила руки.
– Вот… Вот так вот и сиди, я сейчас тебя нарисую…
Ольга бросилась к мольберту – благо он всегда стоял наготове, прямо здесь, в гостиной, – и закрепила на нем бумагу.
– Что, прямо сейчас?! – В глазах Оксаны промелькнуло замешательство, и Ольга решила, что она, как всякая женщина, считает – в данный момент она недостаточно хорошо выглядит для того, чтобы позировать.
Неужели она не знает, искренне не догадывается, как хороша любая: уставшая, без «парада» и даже немного напуганная столь внезапным предложением побыть моделью.
– Сиди, не двигайся, не мешай… – Ольга сангиной стала быстро рисовать портрет. – У тебя удивительное лицо, замечательное… Я никогда подобных не встречала… Понимаешь, такая завораживающая гармония редко встречается… Боюсь даже, что не смогу ее передать…
– Дышать хоть можно? – усмехнулась Оксана.
– Можно. Дышать можно, а больше ничего нельзя…
Из-под быстрых штрихов появлялось лицо – на удивление живое, со всеми тонкими нюансами, несмотря на скудость художественных средств – всего лишь красноватая сангина. Вдохновение, охватившее Ольгу, нарушил телефонный звонок.
Она неохотно взяла мобильный, даже не посмотрев, кто звонит, потому что не могла оторвать взгляд от портрета, и правой рукой все еще наносила «оживляющие» и уточняющие штрихи.
– Алло… – рассеянно сказала она в трубку.
– Оль… – послышался на том конце плачущий Надькин голос. – Оль, я больше так не могу!
Рыдания в трубке резанули по сердцу, Ольга отбросила мелок и с размаху плюхнулась в кресло.
– Надюха?! Господи! Что с тобой? Что случилось?! – закричала она.
– Я не могу просто… – всхлипнула Надя. – Я в себе это ношу, ношу… Мне надо кому-то сказать, а кому я еще могу… – Надька замолчала, залилась горючими слезами на том конце, в промозглой далекой Москве…
– Что ты несешь, Надь? Ты можешь сказать, что случилось?
– Что случилось, что случилось, – невнятно пробормотала подруга и выкрикнула: – Да ничего!