- Ра-аз, два-а, три-и, четыре-е, пять! Я! Иду! Тебя! Искать!
Го-оспо-оди-ин, го-ос-поди-ину-ушка? ты где?– древний снова
издевался. Несколько секунд спустя, сверху из-под потолка раздался
его громкий смех. Очень неприятный смех.
Лалтхи замерла, глядя на происходящее безумие, и тут же её
схватили, выворачивая руки за спину, она закричала и тут же,
державший её, солдат рухнул без сознания. Несколько, стоявших
рядом, повалились вслед за ним. Тут же на них налетели ещё
несколько запнулись и упали. Они копошились, пытаясь встать, но не
прошло и тридцатьвторой доли часа, как они затихли, оглушённые
оружием древнего.
Она поднялась, ощущая нечто странное, словно что-то очень плохое
приближалось, или должно было сейчас случиться и, вдруг, время для
неё, словно бы замерло. Сейчас, она чётко видела, как откуда-то из
толпы вертикально вверх вылетел сноп странных толи штырей, толи
прямых палок. Мгновение они держались вместе, а потом, осыпав всё
вокруг пылью, устремились в разные стороны, бешено мечась в
воздухе, словно ополоумев. Часть из них вдруг резко повернула вниз
и начала, втыкаясь в людей, взрываться. В стороны летели кровавые
брызги и ошмётки плоти. Один из стержней стремительно летел к ней,
и в этот момент она вдруг почувствовала, как древний что-то сделал.
Все штыри разом рванулись к дальней стене. Сейчас она могла почти
видеть там размазанную четырехрукую фигуру в странной броне к
которой неслись все оставшиеся стержни. Часть из них взорвалась,
словно бы, нарвавшись на невидимый купол, но некоторые пробили его
и, мечась в сумасшедшем танце, начали жалить древнего. Вся стена
оделась разрывами. В стороны, кувыркаясь летели осколки камня.
Мгновение спустя древний рухнул на пол, словно изломанная кукла,
лишившаяся своих ниток. Лалтхи отчетливо почувствовала, как
стремительное, но всё же ровное биение жизни в нём обращается в
беспорядочный трепет – древний умер. УМЕР. Здесь, сейчас, перед
ней, из-за неё...
В голове девушки билась страшная мысль – "Он пожертвовал собой
ради меня". Она не видела его лица перед смертью, она его не
чувствовала, как обычно чувствовала, близко находящихся людей, и
всё равно почему-то ей стало больно. Она видела столько смерти и
страданий, что, казалась, должна была уже привыкнуть, но не могла.
Эта сцена будила в ней память, невыносимую память, которую она изо
всех сил прятала, так глубоко в себе, как только удавалось. Перед
её глазами стояло лицо старого солдата Шхлоя с каким-то детским
удивлением смотревшего на неё, перед тем, как он кулём повалился,
прикрывая собой от пуль западян. Ей снова было, как тогда,
невыносимо больно. Нет, это была не телесная боль, больно было
внутри. "Подарок!" - подумала она. "Ведь Шхлой тоже сделал мне
подарок, он подарил мне револьвер". Все эти годы он верой и правдой
защищал её. Не прошло и трёх дней, как древний оставил ей в подарок
кулон, чтобы тот защитил её ото зла и он на самом деле работал. Ещё
и как работал. Чжойл, со всей его силой, ничего не мог с ним
поделать. Она закачалась, до боли сжав кулаки. Это всё из-за неё,
из-за её проклятого дара… Они его ценят, о, как они ценят. Она
эффективная боевая единица, а не человек. Всем плевать на Лалтхи,
разве что учитель и Шхлой относились к ней хорошо и, как бы это не
безумно звучало древний. Он до последнего защищал её и её проклятый
дар. Не в силах двинуться она замерла, глядя на древнего, лежащего
на полу изломанной, изуродованной куклой. Он лежал навзничь.
Забрало разбилось и из кровавого месива, в которое превратилось
лицо торчали крупные осколки стекла, на которых мерцали странные
символы. Его нижняя левая рука неестественно торчала вверх и
вбок.