Я бы пошла…только вместе с сумочкой у меня украли и мои документы, и карточку, и деньги. Я даже не знаю, как теперь все это восстановить. Мне просто страшно, что, когда меня выпишут, я останусь на улице…а у меня даже обуви нет. В больницу привезли без одной туфли. Пальто вываляно в грязи, платье разорвано.
По ночам, когда боль в ребрах стихала, а сон так и не шел, я думала о НЕМ. Запрещала себе, не хотела и все равно думала. Нет, не о том, как мне круто жилось в его богатом доме, не о том, как вкусно меня кормили, в отличие от пресной больничной еды, а просто о нем. О его глазах с поволокой и длинными ресницами, о его тяжелых веках и густых бровях, о его крупном и ровном носе, о полных губах, пахнущих виски и дорогими сигарами, о его волосах густых и жестких на ощупь, о том, как они скользят под моими пальцами, когда я в них впиваюсь, выгибаясь от наслаждения.
В груди тоскливо заныло, и мне ужасно захотелось его увидеть. Чтоб посмотрел своими равнодушно-демоническими глазами, обжёг своим холодом и властно приказал раздеться. Но этого никогда больше не случится. Я нарушила договор, я не стала для него тем, кем он хотел меня видеть… Дура я, наверное…ужасная дура. Вспыльчивая, дикая. Мама всегда говорила мне, чтоб держала себя в руках, и Нинка говорила.
«Ты бы промолчала, Марина, язык прикусила» и мазала ссадины от пряжки ремня отчима у меня на плече или на спине. Не умела я молчать…смиряться не умела. Жил во мне какой-то маленький дьявол и не хотел он становиться на колени.
Пальцы вывели на стене слово «Айсберг», и на глаза навернулись слезы. Как сильно мне бы хотелось быть для него не содержанкой, не вещью, не просто телом с отверстиями… а любимой. Я представляла себе, как познакомилась бы с ним где-то в кафе или на набережной в этом огромном красивом городе, и наш роман начался совсем по-другому. В моих фантазиях он бы смотрел на меня иначе и говорил мне на ухо нежные слова, а я бы готовила ему обед, пришивала пуговицы на рубашку, завязывала по утрам галстук и провожала к машине. У нас бы было все красиво, как в книжках, или просто, как у нормальных людей.
Потом оказывалось, что это я уснула и на самом деле лежу в больничной палате в казённой пижаме, батареи почти не греют, и я прячусь под двумя одеялами, которые милостиво принесла мне медсестричка Рая, как и огромные тапочки сорок третьего размера. Мне снится огромный дом Айсберга, снится, как я вернулась обратно, и от понимания, что этого никогда не случится, я тихо реву в подушку и ненавижу себя еще больше. Потому что ни там ничего не вышло, ни сама не смогла.