– Чертоги благодатные, земли обетованные, до которых дойду по барашкам морским, аки Христос… Нельзя плыть! Нельзя плыть! – юродивый неожиданно сосредоточился на какой-то новой мысли. – Птаху видно, народ не знает. Горе! Горе великое…
– Ты о чем это? – не поняла Лера.
– …закручинится Земля-Матушка пуще прежнего, умоется слезами горючими. Мир стал безжалостным, а человек – смертным, и воцарилась пустота великая. И небо скрылось, свившись как свиток, и всякая гора и остров двинулись с мест своих. И цари земные и вельможи, и богатые и тысяченачальники и сильные, и всякий раб, и всякий свободный скрылись в пещеры и в ущелья гор…
– Птах, ты куда? – окликнула девушка неожиданно отцепившегося от тельняшки блаженного.
– Не верь пришлым, ибо они есть слуги лукавого! Надобно Николе Чудотворному поклончик сложить, – бормотал ковыляющий прочь старик, зачем-то баюкающий левую руку. – Николушка не благословит, не благословит… Ионы во чреве китовом! Нельзя плыть!
Лера почти дошла до небольшой каморки, которую они делили с дедушкой, когда за очередным поворотом чуть не споткнулась о груду кевларовой брони на полу.
– Дядя Миша, опять? – девушка потеребила за плечо Батона, который, по обыкновению, к вечеру был мертвецки пьян. – Ну, вам же нельзя!
– А, это ты, лисенок? – буркнул мужик и громко икнул. – Чего Птаха-то разорался? Снова сеет свет в подземном царстве? Прометей м-мать…
– Вы упали, да? – протиснувшейся под могучую подмышку Лере с трудом удалось поставить пьяного на ноги. В ноздри резко ударил острый мужской пот.
– Тихо ты, а то расплескаешь, – бессвязно бормотал дядя Миша, опираясь на плечо девушки, которая с невероятными усилиями потащила его по коридору. – Неладное что-то с отрядом этим. Лихое дело задумали. В круиз им, видите ли, захотелось…
– Вы о чем?
– Да делегаты эти калининградские… Странные какие-то.
– Чего, Батоныч, опять змия за хвост поймал? – усмехнулся попавшийся навстречу мужичок. – В этот раз хоть зеленый?
– Отвали! – огрызнулась из-под плеча охотника Лера.
Но прошедший мимо острослов был прав. Известный на весь бункер свирепый одиночка по кличке Батон в таком состоянии превращался в податливый мякиш.
– Опять ходили туда? – осторожно поинтересовалась девушка, когда Батон с ее помощью втиснулся в свою холостяцкую каморку и, не раздеваясь, повалился на драный матрас.