– Не знаешь! – упрямо отрезала Лера.
– Опять перечишь? – нахмурился дед.
– В угол поставь! – буркнула та.
– И штаны на коленях заштопай, – Ерофеев оглядел порванные в некоторых местах джинсы девушки. – Ходишь, как неряха.
– А мне нравится! – Лера с вызовом вскинула подбородок.
– У всех родителей дети как дети, а ты…
– Между прочим, я уже не ребенок, а ты мне – не родитель!
– Знаю, – после непродолжительной паузы пробормотал неожиданно сникший старик.
Вскочив, Лера подбежала к Ерофееву сзади и, приобняв за шею, чмокнула в щеку.
– Деда, ну прости! Само вырвалось, дура я. Завтра всю посуду перемою и уборку сделаю, вот увидишь!
Ерофеев все не поднимал взгляда, молчал.
– Быстро ты у меня выросла, – наконец покачал он головой и погладил девушку по руке.
– Неправда, – Лера зарылась носом в колючую серебристую бороду. – Я еще ма-аленький-ма-аленький лисенок.
– Ты давно уже взрослая девка, – не поднимая глаз, с грустной усмешкой отозвался тот. – И кусаешься не хуже волка.
– Р-р-р! – довольная, что деда отпустило, шутливо зарычала Лера.
– Ладно, засиделись мы чего-то… Утро вечера мудренее, – сдвинув к центру стола опустевшие кружки, Ерофеев чмокнул скинувшую калоши Леру в макушку и пошаркал на свою половину, прикрыв за собой дверь.
– Спокойной ночи, – расстегнув пуговку и тихонько звякнув короткой молнией, Лера качнула бедрами, вылезая из джинсов.
Она забралась на свой матрац и укрылась одеялом, свернулась калачиком, поджав ноги.
Опять ему нагрубила. Глупый, дурацкий язык! Но при одном упоминании о свадьбе внутри у девушки все мгновенно воспламенялось от злобы и омерзения. Она открыла глаза и, повернув голову, посмотрела на чудесный подарок одинокого охотника, который по-прежнему источал сладковатый дурманящий аромат. Устав ворочаться в бесполезных попытках уснуть, Лера вылезла из-под одеяла и подошла к столу. Диковинное растение медленно засыпало, складывая мерцающие лепестки в бутон. Лера забралась на стул и, подобрав ноги, уперлась подбородком в острые коленки. Мерцание лепестков волшебными искорками отражалось в ее глазах.
– Ты чего колобродишь, отбой два часа назад был, – в комнату заглянул Ерофеев, спросонья трущий глаза.
– Еще немного, деда, – не отрываясь от цветка, тихо попросила девушка. – Он закрылся почти.
– Насмотришься еще, – проворчал Ерофеич, пряча широкий зевок в кулак. – И так на плантации больше всех вкалываешь, вон, на лице одни глаза остались…