– Ну да, то есть после завтрака, до обеда, я называю утром два, три часа.
– А я прождала тебя и вся – измучилась! Я сейчас ездила к тебе…
– Крайне неосторожно! Днем! Ты себя компрометируешь.
– Не все ли равно, когда я буду твоею женою? Садись, поедем.
– У меня тут коляска, – ответил он. – Поезжай домой, я через пять минут буду.
– Ты опять где-нибудь задержишься. Поедем вместе.
– Даю тебе честное слово.
– Так сейчас же.
– За тобою вслед.
Он отдал приказание ее кучеру, и карета отъехала.
«Однако, – подумал он, садясь в свою коляску и нарочно, для времени, приказав проехать другою, более дальнею дорогою. – Однако как это у нее любовь-то расходилась? И подумать, что эта женщина пять лет вдовствовала да осторожничала, женихов перебирала, всем отказывала и, быть может, свое счастье упустила. Как все это быстро у нас случилось! Момент, один только момент, которым я ловко сумел воспользоваться, и твори теперь все, что хочешь. Никто во всей Москве не знает, что я давно связан по рукам и ногам. Никому ничего неизвестно о моей глупой женитьбе. А с Зинаидою Николаевной протянуть всегда можно будет. Чем более тянуть стану, тем она более втянется, а когда прочно и несомненно она и на самом-то деле без меня жить уж не будет в состоянии, тогда и без законного супружества ее касса станет моею! До поры до времени только нужно всю осторожность суметь соблюсти!»
Так-то раздумывая, поехал он к ней и сперва заговорил о делах, но она и слушать его не хотела, она отвечала, что в данном случае все предоставила ему, ибо он как мужчина и умнее ее, и в тысячу раз опытнее.
Она только добавила:
– Чего мне твои отчеты слушать? Деньги приютские мне на доброе дело покойным мужем завещаны, и ты их приумножить хочешь, ну и ведай ими как сам знаешь…
Дело было в том, что Хмуров обладал достаточною опытностью, чтобы у Зинаиды Николаевны в долг не просить.
Как тонкий плут, он подобрался к ее деньгам осторожно.
В том, собственно говоря, что он понравился ей, а затем очень скоро окончательно ее влюбил в себя – особенного, пожалуй, ничего еще мудреного не было. Зинаида Николаевна даже созналась ему, что еще года два до этого, то есть в то время, когда он тоже жил в Москве, она видела его в театре, и с первой же встречи вся фигура его, умение себя держать, большие черные вьющиеся усы – все запечатлелось в ее памяти вследствие глубокого, сильного впечатления. Потом внезапно он куда-то вдруг исчез.