— Ещё что-то, милсдарь? — Белькаллин стоит неподвижной скалой.
Даже несмотря на боль, я могу понять его выражение лица. Ярость,
смешанная с бессилием. Словно хулиган оплевал перед всей школой.
Однако не орёт и не бросается с кулаками. Какой молодец. Всё-таки
точно профессионал. Выложил бы я ему всё за милую душу рано или
поздно, наверное. Комнин глядит на него снисходительно и с
некоторым одобрением.
— Даю вам дружеский совет — будьте аккуратны в выражениях с
Балагуровыми. Ваша семья уже их достала своим вмешательством в дела
Скоморошьего улья. Не наломайте дров ещё больше.
Церковник и служаки отвечают поясными поклонами и выходят. По
очереди. Стражник и палачи — пятясь и сопровождая каждый шаг
поклонами. Белькаллин — не оглядываясь. Мда, яйца у него есть. Едва
дверь захлопывается, как новый гость бесцеремонно садится напротив
и расстёгивает тулупчик. Выглядящий чуть более традиционно, чем моё
двубортное пальтишко.

— Вот так-то лучше, — ухмыляется мужик в бороду. Ставит на стол
какую-то обсидиановую пирамиду и сдвигает верхушку. — Теперь мы
можем говорить свободно. Наворотил ты делов, братец. Благо, ума
хватило не светить электротатуировкой перед кафоликами — Великие
дома бы тебе баааааааааааальшое спасибо сказали за повод пощипать
Комнинов за бороду. Но удивишься — внимание бати действительно
привлёк. Он соизволил поинтересоваться происходящим, и даже при
свидетелях.
Мужик скалится, словно отвесил весёлую шутку. Я прищуриваюсь и
пытаюсь вспомнить, при каких обстоятельствах видел эту ухмылку.
Верхушка шпиля. Кажется, такое место называют «гнездом» —
посторонние сюда допускаются лишь в рамках приёмов и церемоний,
отягощённых запутанным этикетом. Особенно посторонние с оружием. Но
я почему-то сжимаю двустволку, кажущуюся в детских руках настоящим
слонобоем. Мне страшно — и холодный мрамор статуи, к которой
прижимаюсь заправским коммандос, особенно не помогает.
— Нас не накажут?
— Даже если и накажут, — Фёдор усмехается, и его рожа
становится похожей на оскал довольного пса, — то ангелок Каллиников
стоит того. Неча им летать тута. Батёк их не особо любит — так что
наказывать особо и не станет. Да и когда ещё ты будешь стрелять с
настоящих кинетических пищалей?
— Федя, чёрт возьми!
— Узнал, чертяка. А мне уж казалось, что кумушки правду шепчут и
ты совсем крышей поехал, — бурчит брат, но улыбается в бороду.