Снова открыв глаза, она сказала уже более твердо:
- Ладно, рассказывай.
И Макс пересказал ей их ночной разговор с Костей, в процессе которого она несколько раз хмурилась, что-то переспрашивала, но отнеслась к проблеме с полной серьезностью.
- Так, значит, в теле твоего друга заключен некий прожорливый демон, питающийся человеческими жертвами и поэтому наши боссы хотят его уничтожить, но сделать это нельзя, ибо он бессмертен, я правильно поняла?
- Абсолютно, - подтвердил Макс.
- А ты хочешь выяснить, как изгнать демона, чтобы за ним перестали охотиться?
- Да. Анна, мне больше не к кому обратиться, ты единственная, кто может залезть к нему в голову и попытаться прочесть мысли, даже те, что прячутся в его подсознании.
- Но я ни разу не работала с одержимыми, только с обычными людьми, сомневаюсь, что у меня получится… Есть ли у этой нечисти мысли вообще? – задумалась девушка и Костя пришел ей на помощь.
- Есть. Он иногда разговаривает со мной… но не всегда, а когда сам хочет. Правда, сейчас он молчит. Честно говоря, я давно его не слышал, но это вовсе не означает, что он ушел. Я сейчас докажу.
Костя взял оставленный Анной в пепельнице не потушенный окурок, еще тлеющий и испускающий еле заметный дымок, и с силой прижал обжигающим концом к запястью, тут же сжав зубы, но не произнеся ни звука. Конечно, он чувствовал боль от ожога, как и любую другую, но ему необходимо было продемонстрировать способность регенерации на деле и, вернув окурок обратно в пепельницу, он показал свежую рану. Все присутствующие сразу же уставились на воспаленную круглую метку на его руке, недолго хранившую следы повреждений. Ожог буквально на глазах немедленно начал заживать и вскоре исчез полностью, оставив кожу невредимой.
- Вот, видите, он все еще здесь, со мной. И защищает меня.
- Да, вижу, - протянула Анна. – Ну, что ж, давайте попробуем, - она встала напротив Кости и попросила. – Дай мне свои руки и смотри прямо на меня, не отворачиваясь.
Он протянул к ней ладони, и она мягко обняла их тонкими пальцами, пристально глядя ему в глаза. Макс и Василиса при этом сохраняли благоговейную тишину, стараясь не мешать почти магическому гипнозу местной хозяйки кабинета или как уж она там сама называла свои сеансы психоанализа. Прошло довольно много времени, прежде чем она начала говорить, долго всматриваясь в голубые радужки глаз молодого человека, словно пытаясь разглядеть там что-то или кого-то, а потом, наконец, произнесла: