— Ну что застыла? — спросил, когда понял, что Ева и не думает шевелиться. Просто сидит на этом чертовом столе, на котором, он был уверен, потом даже работать не сможет, и смотрит куда-то ему под ноги.
— Чего ты хочешь? — она запиналась, когда говорила. И он был готов поспорить, что как и тогда, покрывалась румянцем.
Особенность у нее, что ли, такая. Наивняшку из себя строить и румянцем покрываться, когда нужно. Ну не может она так искусно играть на камеру, улыбаться, искренне переживать за своего хмыря, и взаправду смущаться.
— Ртом поработаешь, — схватил ее за локоть и поднял со стола, надавил на плечо, вынуждая опуститься на колени. — Сама справишься, или помочь?
— С-с-с-а-м-м-а, — произнесла едва слышно и потянула руки к его брюкам.
Дрожащими руками расстегнула пряжку ремня, пуговицу, опустила замочек молнии вниз. Руслан отчего-то ждал, что она сделает ему больно. Защемит яйца в собачке змейки или придавит член. Нарочно, конечно, но она ничего не сделала. Расстегнула все, спустила с него брюки и застыла.
Руслан не торопил. Ему нравилось уже то, как она смотрелась внизу, у его колен. Покорная, сломленная, его. Сегодня она принадлежит ему целиком и полностью. Он может сделать с ней все, что захочет. Трахнет, как ему вздумается и столько, сколько захочется. О том, что завтра она должна будет уйти, думать не стал. Пусть валит. Он ведь не ради удовольствия это затеял, а чтобы отомстить. Показать ее место.
Она начала движение руками, едва ощутимо коснулась пальчиками его живота, провела по косым мышцам, поддела резинку боксеров и одним рывком стянула их с него. Его вздыбленный член тут же вырвался наружу. Большой, со вздутыми от желания венами, с крупной головкой, на которой поблескивала смазка.
Ева снова остановилась, посмотрела вначале на его орган, а после подняла голову и взмахнула своими пушистыми ресницами, устремив взор прямо на него. Стоит ли говорить, что она смотрелась охуительно? Он смотрел в ее глаза и, блять, тонул там. Медленно падал в эту темную пучину.
— Это ты называешь не стоит? — удивилась, перевела взгляд на член и обратно на него.
Что же она делает? Что она, мать ее, делает? Почему говорит все это и смотрит так, что сжимается все внутри, выкручивается, будто раскаленными щипцами где-то в районе сердца орудуют.