— Прости, — шепчет он, поднося мою руку к губам.
— Что он хотел?
Я не могу говорить равнодушно. У меня просто не получается ничего не испытывать в этот момент. Грудь неистово распирает от какого-то щемящего чувства, а в носу щиплет от желания заплакать. Я не знаю, что тому виной. То, что я впервые за семь лет увидела мужчину, которому отдала сердце, или то, что переживала из-за того, с кем была рядом все это время.
— Ничего, — чеканит Марк, сжимая зубы. — Зарвался, мразь, — он усмехается.
Мне же почему-то становится неприятно то, как он отзывается о Руслане. Понимаю, что у него нет причин испытывать к нему нежные чувства, но и вот так, с нескрываемым презрением, злостью, жгучей ненавистью и желанием стереть его с лица земли, он говорит впервые.
— Марк, — знаю, что сейчас не время, но я должна знать. — Тогда, когда мы ушли, ты же не приказал парням… что-то сделать с Русланом?
— О чем ты? — вдруг спрашивает мужчина, поворачиваясь ко мне всем корпусом. — Хочешь сказать, что я приказал избить его? — он зло усмехается. — Ева, я не тиран. И не издеваюсь над людьми. Я бы не стал ему мстить.
Я верю Марку, но почему-то думаю о том, что Руслан вернулся спустя семь лет не просто потому, что я ушла с другим. Причина должна быть более серьезной.
— Ева, ты что не веришь мне? — Марк заглядывает мне в лицо и трогает за руку. — Я бы ни за что не стал! Тот раз, когда я… я выпил. Я виноват и извинялся перед тобой сотни раз, вымаливал прощение, и готов просить тебя еще столько же о прощении, но его я не трогал. Я не зверь!
Я вспоминаю то, как бережно и трепетно он относился ко мне после всего, сколько раз просил прощение, дарил цветы и извинялся. Я знаю это. Как и то, кем на самом деле был Руслан. Я вдруг понимаю, что он мог вернуться мстить просто так. Потому что теперь у него есть такая возможность, потому что сейчас он может это сделать, а тогда — нет.
Я понимаю все, но сердце отчаянно стучит о грудную клетку, не желая успокаиваться. Оказывается, уже и забылось, каково это, когда ты любишь, когда радуешься, стоит человека лишь увидеть. Ни его жестокие слова, ни то, что он может навредить Марку, не действуют. Радость от того, что мне удалось его увидеть, ни с чем несравнимая.
А ведь первый год я ждала нашей встречи, представляла, как спрошу его, за что он со мной так. За что поступил так жестоко, признаваясь мне в любви, а после быть бездушным монстром, которому наплевать на судьбы других. Картинка того, как Марк встает передо мной на колени и просит прощения, не выходит из головы. Его слова были искренними, и я просто не могла не простить, да и за что прощать?