– О-о!.. – восторженно сказал машинист. – Это надо было ожидайт… – и, торопливо пожав руку Анисимову, побежал садиться.
Анисимов бежал с ним рядом, цепляясь плечом за встречных, и говорил:
– Поехал бы и я с вами, да без меня тут все перепутается.
– Я думал, вы семья бросайт не хочит… – на бегу заметил машинист.
– Какая теперь семья! – возбужденно и радостно крикнул Анисимов. – Да я и жену, и детей в деревню к тестю послал… Семья потом, – теперь не до семьи… Ну, всего хорошего… Дай Бог здоровым быть!.
Он отстал от машиниста и долго смотрел вслед поезду, задумчиво улыбаясь.
«Как странно все это… – мелькало у него в голове. – Еще три дня тому назад я не поверил бы… Думал, так и уйдет жизнь… день за днем, день за днем, только нужда проклятая да тоска…»
Призрак серой, длинной и скучной жизни бледно мелькнул перед ним и исчез. Он оглянулся кругом, тряхнул головой и пошел, пробираясь между толпой и прислушиваясь к голосам. В зале третьего класса, где было накурено до синего тумана и было жарко, как в бане, – от множества голосов стоял непрерывный гул. У стойки стоял стрелочник Аким и, распуская вокруг сизые клубы махорки, говорил:
– А ты как думаешь!.. Народ, брат, ен… ен, ежели подымется, да ежели, скажем, тряхнет, да ежели… так ого-го, брат…
Было весело и хорошо в теплой и светлой атмосфере общего оживления; клубами ходил сизый дым; перед окнами двигались тесные темные силуэты; гудели голоса, и входная дверь поминутно визжала на блоке, пропуская то туда, то сюда целые крики народу.
В этот самый день, когда уже стало смеркаться и дальний перелесок начал сереть на посиневшем снегу, полным ходом, без фонарей, как зловещая черная птица, вылетевшая из темного леса, с гулом и свистом промчался одинокий черный паровоз из Москвы. Со страшным шипением тормоза и скрежетом мерзлых рельсов он на секунду остановился у станции, и кто-то, свесившись с площади тендера, закричал отчаянным криком:
– Товарищи!.. Все пропало!.. Бологое взято войсками. Баррикадируйте путь… Идет поезд с солдатами!
Паровоз двинулся, качаясь, как бы в раздумье перешел стрелку и, оставляя позади клочья белого пара и дыма, понесся дальше. А в наступившей внезапной тишине еще звенел удаляющийся, одинокий, напряженный крик:
– Товарищи, сначала – наши… Наш поезд сначала, смот-рите-е!..