– Мне говорят, что пить нельзя! Мне говорят, что пить нельзя, а
я говорю, что буду!
Эта песня проигрывалась раз за разом, но никому не
надоедала.
– Я не хотел тянуть баржу, поэтому я хожу-брожу, – Ерш,
подбоченившись, вытанцовывал на столе, изображая пьяного
ирландского бездельника. Удавалось это без труда, так как рейдер с
трудом удерживал равновесие, – Если дойду до конца земли, пойду
бродить по морю!
От его танца в широких мисках подпрыгивали жирные зажаренные
колбаски, подрагивали, грозя опрокинуться, глиняные кружки.
Дальше песню знал только Тарч, и его голос зазвучал в притихшем
зале хрипло и одиноко:
– Если сломается аппарат, стану пиратом и буду рад!
Без колебаний пропью линкор, но флот не опозорю!
Подошло время куплета, и застывшие в нетерпеливом ожидании бойцы
вступили дружным хором:
– Мне говорят, что пить нельзя!
Мне говорят, что пить нельзя,
А я говорю, что буду!
В хмельное разноголосье влился и женский голос. Худенькая
официантка, довольная тем, что рабочий день заменила душевная
попойка, сидела вместе с Ярой, чуть в стороне. Девчонки хоть и
отставали от мужчин в поглощении божественного напитка, лучились
озорными взглядами, танцевали, когда музыка становилась совсем уж
разгульной, и падали назад, за стол, раскрасневшиеся и
хохочущие.
Пиршество длилось уже несколько часов, все насытились и
занимались кто чем: пели, танцевали и болтали, перебивая друг
друга, поминутно меняя темы, заново пересказывая давно знакомые
анекдоты.
Кнут, захмелевший по неопытности больше других, облокотившись на
стойку, размахивал кружкой, выкрикивал куплеты, если песня казалась
знакомой, и все же больше пялился на официантку, чем подпевал
товарищам.
Звонка – это имя очень подходило девушке, святящейся румянцем на
миловидном, хоть сейчас в модели, личике. Ее движения, острый,
обрежешься, взгляд, быстрые задорные улыбки – все говорило о том,
что если и умеет девчонка унывать, то делает это редко, неохотно и
только по серьезному поводу.
– Лови!
Кнут едва успел перехватить летевший в него кусок закопченного
лосося. Ерш, таким способом решивший привлечь внимание парня,
хохотнул, глядя на показанный ему кулак, и, хитро улыбаясь, кивнул
в сторону Звонки. Его пальцы при этом изобразили шагающего
человечка: давай, мол, не менжуйся, подкатывай.
Пантомиму прервал Тарч, подошедший к бочке с ни много ни мало с
трехлитровой банкой. Некоторое время он сосредоточенно наполнял
тару пивом.