— Шантажист, ладно, давай со мной, я по дороге расскажу. Но
учти, это бред.
Они ехали в машине, и Корнеев рассказывал о том, что ему удалось
выяснить, о кошмаре жены и его нехорошем предчувствии.
— То есть ты веришь, что Коклюшкин сожрал русалку? — посмотрел
на него внимательно Терпков.
— Ну, не то чтобы прям верю. Русалок не бывает, но мне будет
спокойно, если я выкину эту икру в затон, чтоб не думалось.
— Останови.
Корнеев резко свернул к обочине и остановил, непонимающе смотря
на Терпкова. Неужто тот решил, что следователь сошёл с ума. Но опер
смотрел зло, брови его сошлись на переносице, а руки сжались в
кулаки. Терпков быстро вылез из машины и открыл заднюю дверь.
Прежде чем Корнеев успел его остановить, вытащил банку с икрой.
Корнеев, уже чувствуя неладное, выпрыгнул со своего места и
дёрнулся к Терпкову, но было поздно. Банка летела на асфальт.
Корнеев лишь успел прыгнуть и вытянуть руки, куда вонзились
осколки, брызнувшие от разлетевшейся банки. Он заорал от боли,
кровь капала с ладоней и смешивалась с расплывавшейся по асфальту
слизью и осколками.
— Дурак! Зачем?
— Я дурак? А ты сам подумай, если всё, что ты говоришь, правда,
то, получается, своего ребёнка ты спасёшь, а эти, — Терпков подошёл
и растёр ногой по асфальту оставшиеся целыми икринки, — вылупятся и
утопят за свою жизнь кучу других людей. Ты подумал, сколько за лето
тонет детей? У меня брат утонул на Волге! Может быть, из-за такой
твари, как та, что сейчас в морге лежит. Ну, а если это всё
неправда, то и чёрт с ней, с этой икрой!
Корнееву хотелось ударить в морду наглого Терпкова, да какое
право имеет этот молокосос, всего пару недель как опер, читать ему
нотации. Его остановило лишь то, что наивное щенячье выражение
исчезло с лица опера, на следователя смотрел волкодав, уверенный в
своей силе и правоте. Терпков ещё раз растёр икру ногой и,
развернувшись, пошёл по трассе, доставая на ходу телефон. Корнеев
достал из бардачка поллитровку с водой и пачку салфеток. Полил
ладони водой и обтёр от крови влажными салфетками. На телефон
пришло сообщение: «Ушла рожать, сильно не бухай». Корнеев посмотрел
вслед Терпкову, но того уже не было видно на дороге, похоже, сошёл
в лес на обочине. В голове снова неприятно защёлкало, бутылка с
водой затряслась в руке, а потом Корнеев встал на колени и начал
собирать с асфальта уцелевшие икринки, опуская их в бутылку с
остатками воды. Из порезов снова потекла кровь, и он добавил её в
воду, может, поможет. Он не собирается жить и бояться, что однажды
вода заберёт его ребёнка.