Чудесное предвкушение встречи не покинуло меня до самого вечера. Более того, день оказался полон сюрпризов, которые еще больше наполняли меня счастьем. Утром, когда я бежала на остановку автобуса, на перекрестке остановилась машина, и вполне себе приятный молодой человек, улыбнувшись, предложил меня подвезти. Потом в метро из моих рук выскользнул ежедневник, который я просматривала в дороге, опасаясь забыть что-нибудь из важных рабочих дел. И симпатичный парень, подняв его, посмотрел на меня как-то продолжительно и непросто и попросил номер телефона. Но внутренний голос тихо нашептывал: «Нет, нет, не торопись, это не он». Не то чтобы я была обделена мужским вниманием и рада была броситься в объятия любого, вовсе нет. Но его взгляд принес мне не просто признание обаяния, а восхищение и преклонение. Подтверждение было получено – сегодня я нравлюсь всем. И когда вечером в разгар общего веселья ко мне подошел он, я чувствовала себя королевой. Я танцевала весь вечер, каким-то магическим образом волна мужского восхищения наполняла меня еще большей привлекательностью. И первый же взгляд друг на друга принес сладкое замирание сердца: «Вот оно!»
Уже через пару месяцев мой дорогой перевез нас с Катюшкой в свою квартиру, и началась новая, такая чудесная, полная радости и надежд наша совместная жизнь.
Но когда все это было? В какой жизни? Теперь он меня все чаще выводил из себя. Нет, просто бесил. Мало того, что весь диван пролежал, так еще то здесь, то там нахожу пустые бутылки – это дружок его, от которого жена ушла, приходит поддержать, сидит тут часами. Я чувствовала, что и сама раздражаю мужа. Вроде он был и рад, когда я, придя с работы, рассказывала, как у меня удачно получилось одно или другое или что шеф решил мне выписать премию, но потом как-то уходил в себя, мрачнел, вообще переставал разговаривать. И вот уже не первый месяц спать я уходила одна, сразу проваливаясь в тяжелые сны, в гостиной до утра гремел телевизор, и только к утру, когда я уже вставала, муж приходил в спальню.
Так мы жили уже не первый год, и все становилось только хуже и хуже.
Февраль, за ним март, а потом и апрель проволоклись совершенно безрадостно и однообразно. Маму выписали из больницы, и перед работой я ездила к ней домой что-нибудь приготовить и немного убраться. Чтобы ей было повеселее, мы вместе делали гимнастику, которую дал массажист из больницы, я бодрила ее, как умела, и заметила, что дела пошли на поправку. Сначала мама вновь научилась стоять, хотя давалось ей это нелегко, потом аккуратно пошла. И как-то майским утром, когда мы переделали все наши дела и я уже торопилась на работу, в прихожей мы вместе оказались у зеркала. Каково же было мое изумление, когда в нем я увидела маму, почти цветущую, веселую и бодрую (даже не верилось, что еще три месяца назад она так тяжело болела, что могла и не выжить), и себя, измученную, осунувшуюся и беспросветно грустную. «Странно, как будто я отдала все силы маме», – пронеслось у меня в голове.