Надеюсь, у лиственников нет
каких-нибудь глупых обетов, и ближайший город поможет мне сбросить
напряжение?
– О-о-о, неужели ты не будешь хранить
верность своей жёнушке? – сказала Бездна, зная, куда меня
уколоть.
Её слова заметно отрезвили меня.
Словно что-то надломилось внутри, и я понял, что в этот раз
выстоял.
– Я помню обо всём и обо всех, грязь,
– сухо ответил я.
Улыбка исчезла с лица черноволосой.
Она провела пальцем от низа живота вверх, и воронья ткань снова
обтекла её тело.
– Ну, а как тебе моя воля? – спросила
она, – Скажи, ты ведь помнишь моё условие?
Я усмехнулся, вдруг сообразив, зачем
она явилась. Ведь именно этот момент и будут видеть в своих
видениях её служители, которыми она меня пугает. Она предупредит их
дьявольскими сновидениями, которые, как и любой сон, исказятся
несовершенным человеческим разумом.
Таковы незыблемые законы мироздания,
и Бездна обязана следовать им. Вера и знание – разные вещи. Мне она
может показаться наяву, а вот своим последователям в этом мире,
только встающим на Тёмный Путь, не посмеет, ведь они должны
поверить сами. Но она может посылать им знаки.
– Ты же помнишь, что тебе нельзя
убивать?
Моя улыбка стала шире. Это были
только мои подозрения, но не будь я Десятым Жрецом, если не
воспользуюсь этим. Никто же не сказал, что мне нельзя врать.
Едва эта мысль промелькнула в моей
голове, как Бездна подозрительно нахмурилась.
– Десятый?!
Вид обугленного упыря, тихо
потрескивающего под лучами зари, подал мне замечательную идею. Я
резво шагнул к нему.
– Помнится, твои знаки были довольно
абстрактными, – сказал я, приподняв отвалившееся с телеги
колесо.
– Не смей, Всеволод… – она отступила
на шаг.
Я перехватил колесо наподобие щита,
потом забрал у барда окровавленную дубину, и, встав напротив
Бездны, громко сказал первое, что пришло на ум:
– Меня убьёт только чеснок!
– Ты-ы-ы…
Я громко долбанул дубиной по колесу,
зарычал, потом испуганно присел.
– О, нет! Неужели это чеснок?!
Уберите эту дрянь!
– И всё же помни – тебе нельзя
убивать, – Бездна сделала ещё шаг назад, пытаясь высокой травой
закрыть для своих глаз мой спектакль.
Тут же я встал в воинственную позу,
выпятил грудь:
– Нет, я убью вас, слуги Тьмы, никто
не остановит бросскую кровь, – декламировал я, и тут же заорал,
закрываясь руками, – Нет, только не чеснок!!! Чеснок убьёт
меня!