Если первые мгновения её напугало бросившееся к ней чудище, оказавшееся Степанычем, то теперь, почувствовав, что стоит твёрдо на ногах и дышит, Настенька, наконец, осознала всю ситуацию и, подхватив слетевшую с головы каску, удержавшуюся только благодаря шнуру, идущему от прикреплённой на ней лампы к аккумуляторной батарее на поясе, включила погасшую лампу и бросилась вслед за Степанычем, который уже выхватил лучом своего фонаря другое тело, лежавшее неподалеку без движения, и направлялся к нему.
Он лежал поперёк рельс лицом вниз, покрытый белой инертной пылью, ещё оседавшей мелкими едва заметными снежинками. Лампочка на его каске светилась, но, обращённая вниз к земле, едва выпускала слабые лучи по сторонам, что и позволило Настеньке первые мгновения увидеть причудливые очертания нагромождений. Степаныч быстро перевернул тело и похлопал ладонью по пухлым щекам иностранного журналиста. Тот раскрыл глаза. Между тем руки спасателя уже поднимали грузную фигуру. Настенька мгновенно оказалась рядом и тоже подхватила иностранца под руку.
Степаныч, удерживая поднимавшегося человека правой рукой, левой доставал маску из висевшего на боку у него спасательного комплекта. Без лишних слов он сам стал надевать её на лицо ничего не понимающего журналиста. Настенька сдёрнула с себя маску и закричала почти в самое ухо иностранца:
– Please, exhale first>1.
Тут же послышался голос Степаныча, глухо прозвучавший сквозь резину на лице:
– А ну, надень свою маску немедленно.
– Да никакого газа нет. Я бы почувствовала. Что вы волнуетесь?
– Надень, тебе говорю! Этот газ запаха не имеет.
Настенька хотела возразить, что Степаныч сам только что так делал, когда давал ей указания о выдохе, но время было не для споров. Обстановка окружала их не из приятных. Она быстро натянула маску и снова выдохнула.
Теперь, когда у всех троих горели прикреплённые на касках лампочки, стало лучше видно мрачные стены штрека, обвалившиеся кое-где куски породы, вздыбленные деревянные настилы. Этот вид впечатляет в кино и сказках, а сейчас нагромождения и мёртвые стены казались страшными, готовыми обрушиться каждую секунду. И нужно было немедленно идти вперёд. Хотелось бежать, чтобы поскорее вырваться из неожиданного плена. В душу закрадывалась ужасная мысль: «А что, если выхода нет?»