— Вот здесь можно говорить что угодно. Мореная аргой древесина
не пропускает вовне ни единого звука. — Сказал он более
уверенно.
Что же, попросив подождать, он не соврал. Пришла пора
докапываться до истины. Вернее, слушать его точку зрения…
Мы сели за видавший лучшие годы стол, еле отодвинув стулья,
которые казалось созданы не из древесины а камня, потому что ну не
может дерево столько весить в моем представлении. Однако
прикосновения к нему было достаточно чтобы понять, что да, это
действительно черное как смола дерево без единого мазка краски.
Основная сложность была даже не в их весе а в том, что они
буквально вросли в пол.
Обстановка вокруг не особо предполагала к ведению секретных
бесед. Скорее к обсуждениям старика и старухи, когда же они будут
подновлять дом. Атмосфере так же не помогала летающая в свете
солнца, еле пробивающегося сквозь зеленоватое оконце, пыль. А так
же сопящая и пускающая слюни Анна, которую мы безжалостно кинули на
какую-то не слишком удобно выглядящую лавку. Но пищевую кому
девушки, наевшейся тортиками на годы вперед, так просто не
перебить.
Впрочем, даже в таких условиях, первый и самый важный мой вопрос
не заставил себя долго ждать. Даже если он знает там все будущее, и
прочие сверхъестественные вещи, то сейчас мне это было менее
приоритетно, чем узнать следующее.
— Кто ты все-таки такой?
На его лицо наплыла небольшая тень. Впрочем, было видно, что он
ожидал что все начнется именно с этого. Поэтому он совершил
глубокий вдох, развалившись на не слишком удобном стуле. И ответил
с небольшой улыбкой, явно решив меня спровоцировать.
— Я Казимир Опавский.
Мне кажется, или у меня глаз задергался? А нет, не кажется, еще
и нога подключилась к концерту. Я всеми силами подавлял желание
устроить здесь и сейчас этому подлецу ультранасилие. Впрочем, он
успел продолжить говорить после специально взятой паузы и только
этим себя спас.
— Знаю о чем ты сейчас думаешь, но это правда. Чисто технически,
я настоящий Казимир. Ты же не будешь спорить что ты это он? Ты же
живешь в этом теле меньше года. А настоящий — погиб.
Он развил мысль и, к моему ужасу, сказал секрет намного более
чувствительный и неизвестный уже точно никому кроме меня. И
ненароком зародил сомнение. Что я, вообще-то, здесь лишний. Вот
только даже если я это знаю, у меня все равно от прошлого себя в
голове есть только разрозненные факты, немного вбитого в голову
насмерть общего образования и отдаленное представление о том, кем
же я был до этого. Черт возьми даже моя настоящая внешность и имя
сотаются в голове покрытыми туманной дымкой, не говоря уже о других
знакомых из прошлой жизни!