Коридор ожидаемо закончился невидимой стеклянной преградой.
Роберт хотел было прорезать вход голубым яйцом, но, вспомнив
предостережение аборигена, передумал. Вместо этого отошёл вбок и
заглянул внутрь.
А вот и могильник.
Сверху клубился густой пар, а вдоль белых стен висели прозрачные
коконы. Роберт потёр глаза...
Внутри находились люди. Обнажённые трупы без одной руки,
обтянутые затвердевшим стеклом. И двое из трёх видимых –
точь-в-точь тот, кто их вызволил.
В двух коконах висел разделанный на части абориген.
Роман чертыхнулся, когда поймал себя на мысли, что ему не
хватает бёрдовских констатаций очевидных вещей. «Ясная», – говорил
чаще всего Майкл, когда они выходили на поверхность.
– Что-то случилось? – спросил Иван.
– Нет. Всё путём. Трогаем! – и два оставшихся в строю боевых
экзотела двинулись на северо-восток, где высился поросший деревьями
холм и виднелась небольшая прогалина.
Брать с собой третьего разумно было разве что в качестве
приманки. «Сапфир» для Карины не более чем разноцветная фольга для
детворы под ёлкой – конфеты будут съедены так или иначе.
Он ждал её ещё на опушке. Потом был уверен, что услышит
зацикленный смех среди тёмных лиан и эфемерного тумана. Но позади
осталось добрых две трети пути, если верить системам «Осы», а
Карина никак не желала появляться. Злой азарт тлел, потрескивал:
убить, на этот раз искромсать тварь бронебойным калибром во что бы
то ни стало! За Саныча. За отличного человека, которого теперь
нет.
– Вот ведь как бывает! – нарушил гнетущую тишину командир. – А,
Иваныч? Живёшь рядом. Споришь, доказываешь что-то. А потом – бац!..
Как в старых книжках про верность и предательство.
– Он нас не предавал, – негромко отозвался Иван.
С дерева спускался апатичный клещ. Роман, как шёл, так и
наступил со злости на одну из ходовых лап. Не полегчало.
– Скажи ещё, что мы казнили его.
Тишина была красноречивее ответа.
– Ты серьёзно так считаешь?
Иван упорно молчал, а Роман тихо злился, напрочь игнорируя
ток-предупреждение.
Вскоре песок пошёл крупными ухабами. Ближе к цели деревья
истончались и выглядели моложе, что подтверждало их с Буровым
предположение. Но изменения леса начались слишком рано, Роман ждал
чего-то подобного метров за пятьсот от предполагаемого центра
холма, никак не за полторы тысячи.
Время шло, а он всё не успокаивался. И чем ближе они подходили к
поросшему взгорку, тем сильнее накипала злость. Роман никак не мог
понять её природу. Шедший впереди Иван обернулся, когда его
коснулось эхо вмешательства. Казалось, даже антрацитовое
троекрестие сейчас взирало с укором.