Окинув Маркуса холодным взглядом, Смитфилд, глядя прямо в глаза собеседнику, спокойно сказал:
– Надеюсь, вы найдете то, что ищете, ваша светлость.
Смитфилд не стал дожидаться ответной реплики, и это к лучшему, ибо у Маркуса не было в запасе подходящего ответа. Потому что, если бы даже Маркус знал, как на это ответить, ему пришлось бы промолчать, если он действительно хотел избавить себя от общества своих вчерашних собутыльников. Как бы там ни было, Смитфилд взял Коллинза под руку и повел к двери.
Но не успели они выйти, как раздался громкий стук в дверь.
«Кого еще принесло?»
– Войдите, – сказал Маркус, стоя спиной к двери. Коты стучать в дверь не умеют, а больше никого он видеть не желал.
Когда же он стал брюзгой? Как ни странно, у него был ответ на этот вопрос. Ему было лет восемь, когда он, случайно подслушав отца, узнал, что его родитель глубоко сожалеет о том, что он, Маркус, мало похож на брата.
С тех пор прошло двадцать лет – больше чем достаточно, чтобы забыть обиды. К тому же ни отца, ни брата уже не было в живых. Все так, но только с годами боль не притупилась.
Маркус услышал, как открылась дверь, как прочистил горло дворецкий. Вот это уже кое-что. Если Томпсон прочищает горло, значит, на то есть очень веская причина. Заинтригованный Маркус обернулся и застыл с открытым ртом.
Причина покашливания Томпсона была налицо. Весьма любопытная причина.
Девочка. Маленькая девочка с темными волосами, в грязном платье и с огромными глазами. Никогда прежде не видел он людей с такими большими глазами, как у этой девочки. Он смотрел на нее, и она смотрела на него.
– Это Роуз Досет, – объявил Томпсон.
– Вон, – тотчас сказал Маркус, но, увидев, как Томпсон потянул девочку за руку, собравшись увести ее из этой комнаты бог знает куда, поморщился и, кивнув в сторону двух своих собутыльников, не отводя от девочки взгляда добавил: – Это я не вам, а им сказал.
Девочка продолжала во все глаза смотреть на Маркуса.
Смитфилд и Коллинз спешно покинули помещение, сбив по дороге всего одну полупустую бутылку. Под мерную капель из бренди Маркус и девочка молча рассматривали друг друга.
Томпсон во второй раз деликатно покашлял, прежде чем сказать:
– Ваша дочь, ваша светлость.
Лицо у девочки было относительно чистым. По крайней мере, по сравнению с ее платьем. Что касается сложения, девочка выглядела худощавой, но не худосочной. А лицо ее словно состояло из одних только не по-детски серьезных глаз, которые смотрели на него в упор.