Мартиньи снова устроился на стуле. Хозяйка тихо сказала что-то негритянке, которая поспешно вышла, и разговор о Париже и о Франции продолжился. Виконта, несмотря на все его терпение, начинали уже раздражать все эти беспрестанные повторения и охи, когда вошла Семирамида в сопровождении пожилого человека.
Низко поклонившись женщинам, бросив внимательный взгляд на Мартиньи, он сказал, что господин судья кланяется госпожам Бриссо и будет рад принять у себя французского путешественника.
– Я это знала! – сказала мадам Бриссо, выразительно посмотрев на Клару. – Ну, дорогой мой соотечественник, – обратилась она к виконту, – Уильям проводит вас к своему господину, и вы не слишком будете жалеть о том, что не провели ночь под открытым небом… Притом, – прибавила она, – Уильям скажет месье Денисону, что я приглашаю его вместе с виконтом де Мартиньи на чай.
Уильям поклонился, а виконт рассыпался в благодарностях за любезное приглашение.
– Надеюсь, месье Денисон тоже не откажется, – сказала, улыбаясь, мадам Бриссо. – Итак, до свидания.
Когда Мартиньи ушел, она приказала Семирамиде запереть магазин и занялась приготовлениями к вечеру.
Было уже темно, когда Мартиньи и Уильям, который вел его лошадь, вышли из магазина Бриссо. К счастью, им не надо было идти далеко: не сделав и ста шагов по главной улице Дарлинга, они остановились перед кирпичным домом, с цветником во дворе. Железные ворота, выходившие на улицу, были открыты настежь. Молодая негритянка подошла, чтобы взять лошадь и отвести ее в конюшню. Видимо, все мужское население Дарлинга находилось на приисках, и из прислуги в домах остались только женщины, за исключением нескольких слуг, преданных своим хозяевам, таких, каков был, по-видимому, Уильям.
Он провел Мартиньи в гостиную, обставленную дорогой мебелью. Мягкий ковер покрывал пол, а высокий канделябр с зажженными свечами ярко освещал комнату.
В своей кочевой жизни, продолжавшейся не один год, виконт успел отвыкнуть от комфорта и теперь удивленно осматривался, не заметив появившегося в дверях хозяина дома, высокого молодого человека лет двадцати восьми или тридцати, розовощекого и светловолосого. Он был в черном фраке и белом галстуке, составлявших резкий контраст с одеждой колонистов. Ричард Денисон был главным судьей Дарлинга и окрестных мест, и этот церемонный костюм, без сомнения, предписывала ему его должность.