Парень задрал голову, высматривая,
как далеко сбежали остальные карлики. Оказалось, что их вожак
никуда особо и не убегал. Он всего лишь перебрался чуть выше на
уступ побольше и теперь спокойно стоял там, нагло пялясь на Муайто
и удерживая рядом с собой испуганно всхлипывающего ребёнка.
Кажется, это была девочка. Лакша,
дочь Туако, или Лота, сестра Триски. Хотя, может, и ещё кто-то.
Орки неплохо видят в темноте, но лицо малышки было скрыто
растрёпанными волосами, а тихий плач не давал возможности узнать
девочку по голосу. Да и неважно это было, кого именно удерживал
гадский коротышка.
Важнее было то, что, проорав в адрес
парня гневные проклятия, коблитт приставил к горлу ребёнка какой-то
хитро изогнутый, явно ритуальный кинжал. А сам, уставившись в
звёздное небо, принялся голосить во всё горло, выкрикивая что-то
непонятное, но несомненно мерзкое и не доброе. Не иначе к своим
новым злым богам обращался. Не к звёздам же.
С тех давних пор, когда Древние
покинули этот мир, с предавшими их коблиттами особо никто и не
разговаривал, ненавидя и презирая подлых карликов. И те перестали
разговаривать на общем языке, предпочитая общаться в каждом племени
на своём, зачастую совершенно неясном для других гыркании.
Потому и не понял Муайто, что именно
проверещал там коротышка перед тем, как вспороть живот девочки
своим жутким кинжалом, а после полоснуть её лезвием по горлу.
Брызнули в ночь тёмные струи крови.
Парню показалось, что несколько тёплых капель даже попало на его
перекошенное ужасом и гневом лицо. Нахлынувшая ярость заставила
бешено заколотиться сердце, а руки и ноги наполниться мелкой
противной дрожью.
Сейчас он готов был голыми руками
порвать недомерка, так небрежно скинувшего безвольно обвисшее
маленькое тельце в тёмную пропасть.
Глухо зарычав, Муайто взъярённым
диким кошем рванул вверх по скале, стремясь поскорее настичь и
расквитаться со злобным уродцем.
Но тот и не собирался спасаться от
орка бегством. Напротив, утвердился понадёжнее на уступчике своём и
словно в хищного зверя превратился, на добычу из засады
нацелившегося. Того и гляди кинется да начнёт на части рвать:
столько в нём непоколебимой уверенности в собственных силах
было.
Муайто это всем нутром почувствовал.
Но и у него бурлившая в груди злоба не оставляла места сомненьям и
страхам, способным погасить боевой пыл. За несколько ударов сердца
он взобрался почти на один уровень с главарём карликов, не
прекращая буравить мерзавца гневным взглядом и ежесекундно ожидая
атакующего прыжка недомерка.