– Я не знаю, чему обязан этим предостережением…
– Если вы меня не понимаете, то я понимаю сама себя… А теперь, если мой царственный супруг желает сделать меня посредницей его неудовольствий, скажите мне, в чем дело.
– Дело идет о покупке Ла-Ферте…
– Вы уже говорили об этом… сколько раз еще будете вы повторять?
– Последний, если вы удостоите выслушать меня.
– Мне кажется, я слушаю вас уже полчаса… Я полагаю, король назвал вам причины своего неудовольствия?
– Франция бедна; большие дороги покрыты несчастными, у которых нет ни крова, ни одежды, ни пищи, которых нищета доводит до самых опасных крайностей. Парижский народ умирает с голоду, и в последний выезд его величества целые толпы неимущих собрались около его кареты и громкими криками требовали хлеба…
– Эта картина очень печальна… но какое отношение имеет она к тому, что вас привело?
– Король опасается, что в настоящую минуту эта покупка произведет неприятное впечатление и его народ станет роптать.
– Какое смешное опасение!.. Народ станет роптать… Уж не умирать ли нам с голоду, чтобы доставить удовольствие французским нищим?
– Ваше величество не так понимаете меня… Дело идет о ваших собственных интересах, и опасение огласки…
– Огласки!.. Где вы видите тут огласку, позвольте спросить?
– Народ увидит…
– Я уже вам сказала, что не забочусь о мнении черни… Я не знаю, какую странную роль играете вы здесь, господин де Сюлли… Вы осмеливаетесь говорить мне об огласке… Перестаньте, пожалуйста, объясняться загадками и скажите мне, о какой огласке вы шумите так.
– О состоянии синьора Кончини… Это состояние позволяет ему тратить миллион на покупку поместья, когда все французское дворянство разорено, когда буржуазия страдает.
– Разве запрещено иметь состояние в настоящее время?.. Притом синьор Кончини иностранец.
– Вся Франция это знает… Вся Франция знает также, что, когда он приехал сюда в свите вашего величества девять лет тому назад, у него не было ничего в кармане…
Мария Медичи сделала два шага к Сюлли, протянув руку; глаза ее сверкали гневом.
– А! Вы сказали наконец!.. Вот чего вы не осмеливались сказать прежде… Вот что вы осмеливаетесь повторять каждый день королю, что вы осмеливаетесь распространять в публике… Неужели вы думаете, что я не знаю ваших проделок?..
Мария Медичи остановилась, и ее запальчивость вдруг стихла. Старый министр, сначала боязливый, почти робкий, гордо поднял голову, когда разразилась гроза. Он часто говорил жестокие истины Генриху IV и научился пренебрегать королевским гневом. Отрывистым и резким голосом, высоко подняв голову, без смущения и фанфаронства он отвечал: