Власть должна быть упрямой и не давать себя смущать. Вот, например, слушает она, слушает твои разглагольствования о рядах Фурье или трёхмерных интегралах. А на фиг они ей нужны. Здесь главное не пойти у тебя на поводу.
– Вот что. Вы там перестаньте мне фурькать, мне это не надо. А лучше возьмите краску и покрасьте контейнер. Он у вас совсем заржавел.
И наконец, Власть должна быть артистична. Так, чтобы дух захватывало от её лицедейства.
Здесь очень важно не лениться, потому что спектакль надо проводить каждый день и менять репертуар, не закисать.
И вот стоит она, Власть, простая русская баба, чем только не битая.
Но как стоит!
Ты хоть всего Шекспира вылижи, а так не встанешь.
Короче говоря, когда простая русская баба Танька Лосинова соскучилась по новому спектаклю, она решила устроить его прямо в своём рабочем кабинете. По сценарию ведомствам и другим домам не на балансе ГРЭП'а надо было разъяснить, что бывает, когда на голову падает сосулька, и предложить им организовать самостоятельную очистку крыш от нашей вечной напасти.
И вот к назначенному часу в контору, где не соскучишься – «…иль это только снится мне…», – на Брюсов переулок потянулось почтенное общество.
В светлейший кабинет, где простая русская баба Танька Лосинова сосредоточенно что-то писала, не поднимая головы, гуськом вошли будущие статисты.
Пришёл председатель Союза журналистов, с виду непритязательный мужичок с лицом «чего изволите?», Попов.
Пришла председатель ТСЖ богатого дома с Калашного. Всегда готовая к борьбе мадам с поджатыми губами, такая же ухоженная как её дом и закалённая в битвах Товарищества – палец в рот не клади.
Пришла рассыпающаяся старушка-общественница, возраст которой вызывал опасение, переживёт ли она заседание. Из тех старушек, которым всё надо знать.
Пришёл корректный голландский дипломат, двухметровый Ван Брюгге, или как его там. Прямой как жердь.
Пришли еще другие сошки помельче.
Все расселись в почтительном молчании.
Высокий, поджарый голландский дипломат Ван Брюгге, или как его там, скромно притулился на краешке дальнего стула. Весь он превратился в слух. Его небесные голландские глаза светились ответственностью.
Слушать, правда, было нечего. Простая русская баба Танька Лосинова продолжала сосредоточенно писать при полной тишине. Длилось это очень долго, и те, кто посмел переступить порог кабинета в легкомысленном настроении, успели давно с ним расстаться, перейдя в напряжённое состояние ожидания.