– Наш первый рассказчик!
С этими словами он вскинул руки к зданию, к которому они подошли. Массивное, высокое, полное грубых углов и лишенное каких-либо украшений – строгость и невзрачность этой постройки настолько преобладало в её архитектуре, что, наоборот, даже выделяло среди остальных. В подтверждение безумных слов Энса, над входом висело уже пожухшее и местами порванное знамя, характерного серого цвета, с отчетливо виднеющимся общепринятым символом судейства Фелензии – скованные терновой ветвью крылья.
Даже маленький шанс на правдивость его слов нагонял на Биларгия тревогу. Он понимал серьезность своей миссии, но для королевского скриптора и не существовало неважных дел – и текущее он не выделял среди остальных. До этого момента.
От размышлений его оторвал звук открывающейся двери. Энс дождался его внимания, после чего провел рукой в пригласительном жесте.
Внутри их сразу же встретил просторный слабоосвещенный зал. Большую его часть занимали скамьи, обращенные к дальней его части, где, на некотором возвышении, находился большой тяжелый стол, за котором возвышалась статуя Фелензии. Помещение больше походило на зал собора, нежели здания суда, впрочем, судейство Фелензии тоже во многом больше религиозный обряд, чем бюрократический. Здесь было предсказуемо безлюдно, за исключением одинокого человека, сидящего за столом перед статуей. Пожилой мужчина был одет в скромную серую мантию, лишенную хоть каких-либо украшений; её фасон подчеркивал внешнюю и внутреннюю строгость обладателя. Он был обложен кипами бумаг, внимательно вчитываясь в содержимое то одного листа, то другого, будто в судейском храме кипела жизнь, а он был завален работой.
– Господин судья, у нас гости из столицы, – окликнул его Энс, проходя мимо скамеек.
Добравшись до первого ряда, прямо перед столом, Энс уселся на скамью, приглашая Биларгия поступить так же.
– Позвольте представить вам Виктора, Гордеца – человека, с чьей легкой руки была наказана Детераль. Его безупречно исполненный приговор настолько сильный, что он сам не смог его избежать, такая вот ирония.
– Да, мне действительно есть чем гордиться, – раздался сухой голос судьи, однако в тихих словах бурлило столько скрытой власти, что кожа Биларгия покрылась мурашками. Последний раз он ощущал что-то подобное, когда сама Фелензия благословляла его на службу.