Тоха поднимается, хрустя шеей, тогда как я откидываюсь на кресле, закуривая.
— Что, Тоха, Людмила заездила?
— Иди ты! Я в отличие от тебя серьезно настроен. Предложение буду делать.
— Ну-ну. Хоть месяц продержись без телки на стороне, жених, блядь.
— Да ладно тебе, кстати да, что с девочкой той делать?
— С какой девочкой?
Затягиваюсь сигаретой чувствуя, как дым заполняет легкие. День был тяжелым, и голова забита совсем не тем, чем надо.
— Ну с той. Сегодняшней. Мелкой.
Вспоминаю ее, выдыхая дым. Странная упрямая девка, девочка даже. Молодая уж больно, зеленющая просто.
— Алене поручи. Валентина заболела. Поставьте смену раньше этой сопле.
— А раньше-то зачем?
— Ты видел ее? Позже она спать будет.
Тоха выходит, и я откидываюсь на кресле, прокручивая четки в руке. Ангелина Котова. Какой же идиот посоветовал тебе прийти сюда, и не скажешь что бродяжка, и близко нет, судя по речи домашняя, не уличная точно.
Эта мелкая была просто одета, волосы собраны в толстую длинную косу. Ни грамма грязи и косметики, что даже удивило. Глаза огромные, то ли голубые, то ли серые, длиннющие кукольные ресницы. Она на меня почти не смотрела, что конечно, забавляло, и стоило бы ее выгнать отсюда взашей, если бы эта мелочь не начала упрямится.
Гордая и глупая, это ее и спасло.
Ангелина Котова. Ее голос дрожал, когда лепетала, что ей шестнадцать.
Она приперлась одна, вот только я прекрасно понимал, в каком именно месте она хочет работать и поставил ей срок — один день. Больше здесь она не продержится.
Подрываюсь сегодня на час раньше. Выпив чая с малиновым вареньем, смотрю на вьюгу за окном. Я все еще живая. Даже странно. В первые дни думала, что умру от горя, а потом все как-то притупилось. В школу надо было ходить каждый день, и вот я хожу, учусь, потому что маме обещала. И самой себе.
Я думала раньше, что живу в какой-то сказке. У меня была мама, бабушка, которые меня любили, но пробыли со мной недолго. Мама болела долго, умирала страшно, а бабушка ушла быстро следом за ней, оставив в моей груди огромных размеров дыру и страх будущего. Теперь же, оставшись одна, моя сказка разбилась, и я поняла, что никому не нужна в этом мире. Все люди, точно волки, так и норовят друг друга загрызть. За все, даже за кусок хлеба и наверное, особенно за него.