— Ну привет, бро! — сказал он, протягивая руку.
— Привет, — ответил я, — ну что? Всё норм?
Пашка довольно ухмыльнулся.
— Твоя часть, — сказал он, протягивая пакет. Смотри только,
трать осторожнее. Не привлекая внимания. Сам понимаешь, у стен уши
есть…
Я взял пакет. Теперь я почувствовал, что внутри были пачки
купюр. Сердце забилось быстрее.
— Ого… — прокомментировал я.
— До дома не открывай только!
— Не буду, — пообещал я.
— Ну всё, у меня дела, давай, до связи!
— Подожди! — окликнул я. — Стоп. Ты надолго в делах-то? Может,
пройдёмся куда потом? Ну, как домой отнесу?
Пашка с сомнением почесал нос. Странно. Никогда раньше не
замечал за ним такого жеста.
— Да мне в Москву завтра надо… а до этого ещё с документами
успеть, копии сделать… — сказал он.
— Что за документы? — спросил я с недоумением.
— Да поступать, — пояснил Пашка, — надо подать с заявлением,
край завтра. Еле успеваю!
— Стоп… ты куда-то в Московский вуз? С твоим баллом по ЕГЭ? — у
меня даже глаза округлились.
— Коммерческое отделение, — небрежно махнул рукой Пашка, — для
них нормально прошёл.
— На программиста, как хотел?
— Ага!
— Ладно… — проговорил я растерянно, — удачи тогда…
— Спасибо!
Пашка кивнул и бегом вернулся к своему подъезду.
Вот тебе и раз… значит, не получится вместе в нашем ГВФе
учиться, на авиационных техников, как мы хотели…
Домой я почти добежал. Очень уж не терпелось развернуть пакет и
глянуть на содержимое. Слишком увесистым он был. «Не обольщайся, —
одёргивал я себя, — может, там просто купюры мелкие? Для
безопасности?»
Купюры оказались средними, по пятьсот рублей. Четыре «котлеты»,
или двести тысяч. Честно признаться — я ещё никогда в жизни не
держал в руках столько налом разом. За такие деньги можно ещё одну
«Калину» купить!
Усилием воли я заставил себя успокоиться. Аккуратно пересчитал
деньги, разорвав упаковки на пачках купюр. Так и есть: двести
тысяч. Потом начал прикидывать, как бы с ними поступить. Тысяч
двадцать уйдёт на ремонт. Половину надо отдать матери. Я давно для
себя условился: как начну зарабатывать — половину буду ей отдавать,
на её усмотрение. Это было справедливо, учитывая, сколько она
горбатилась в одиночку для того, чтобы меня поднимать. Значит,
остаётся восемьдесят тысяч. Много, конечно — но уже не так много,
как в самом начале подсчёта.