Вообще-то сей монастырь мало
отличался от укрепленного замка. Толстые стены с бойницами, мощные
дубовые ворота, затянутый ряской ров и невысокая насыпь, густо
заросшая сорными травами. Западную стену оберегала круглая
низенькая башня.
На насыпи со скучающим видом сидела
босоногая девчушка и следила за гусями, которые бродили внизу.
Когда отдельные гуси-альпинисты пытались взобраться на насыпь,
девчушка хворостиной сгоняла их обратно.
Когда мы подъехали к воротам, те
приоткрылись и выпустили нам навстречу мужика в темной длиннополой
рясе и с бритой макушкой. Монаха.
— К епископу? — поинтересовался он. —
Марк, не закрывай ворота!
В створе показалась толстая морда в
рытвинах от оспы.
— Откуда едете?
— Из Арля.
— В Ним не заезжали?
Тибо покачал головой:
— Закрыт сейчас город. Болезнь там
вроде какая-то.
Монах кивнул:
— Закрыт, значит... Додумались
наконец... Ну, с Богом.
— Епископ-то где? — спросил Тибо.
— Монсеньор Готфрид сейчас в
трапезной, — важно изрек монах. И пошел по своим делам.
Хорошо смазанные петли не заскрипели,
когда привратник Марк открывал ворота.
«Бумм!» — сказала левая створка,
глухо ударяясь о стену.
«Бумм!» — сказала правая створка
несколькими секундами позже.
Мы въехали в монастырский двор.
По двору бродили свиньи и куры. Еще
один монах, с макушкой, обросшей недельной щетиной, возился у
колодца. Мы его не заинтересовали.
Во дворе имелись две каменные
постройки: церковь и большой дом посередине двора; и множество
деревянных: амбаров, сарайчиков и прочих хозяйственных
построек.
Мы остановились неподалеку от
большого каменного дома. Я спрыгнул с коня и уж было направился к
крыльцу, когда меня остановил окрик Тибо:
— Ваша милость!
— Что?
— Деньги-то забыли взять, —
укоризненно напомнил Тибо и принялся рыться в моей седельной
сумке.
— А они нам здесь понадобятся?
— Ну вы, господин Андрэ, совсем как
дите малое... — пробормотал Тибо, не переставая обшаривать сумку в
поисках кошелька. — Епископ Готфрид — сеньор этих земель. Значит,
он и судья тутошний, и правитель... Смекаете, к чему я?.. К тому ж
он еще и священник, слуга Господа Бога нашего, лицо, так сказать,
духовное...
— Ладно, я понял. Сколько ему нужно
дать?
— По повелению нашего августейшего
короля штраф за убитого на поединке — три марки. Это, значит,
Готфриду причитается как лицу светскому...