— Конечно, пытались. Набросились на доблестного сэра Марка, как
разъяренные демоны. Ты вынужден был защищаться.
— И защищать леди, которую прислал в наш вшивый Нортгемптон сам
король, — я вытащил из ножен меч.
— Какой ты герой.
— Какой-какой… Послушный воле сюзерена. Шериф сказал бдеть и
защищать — я защищаю. И бдю.
Шагнув к задохлику, я прокрутил в руке клинок. Нет. Так
неправильно. Что бы там ни было — все равно неправильно.
— Оживи его.
— Как скажешь. Готов?
— Да.
Мужичок моргнул, шумно вздохнул — и тонко, по-женски взвизгнув,
кинулся на меня. Он был медленный и неуклюжий. Первый удар я отбил,
на втором рассек ему руку. А третьим пришпилил к стене. Черт.
Кажется, перестарался. Мужичок еще немного поверещал, бестолково
пинаясь босыми ногами, и затих. Я выдернул из трухлявых бревен
меч.
— Женщину тоже размораживать? — на удивление спокойно спросила
де Бов.
— Это не женщина. Давай.
Наверное, если бы хозяйка разрыдалась, или упала на колени, или
еще что-то такое — я бы не смог. А может, и смог. Я же заглядывал в
котелок. В любом случае толстуха избавила меня от мук выбора.
Пронзительно заголосив и растопырив пальцы, как кошка — когти, она
бросилась на меня. И я ударил, одним взмахом меча располовинив ей
голову. Удар милосердия, мать его. Толстуха свалилась на пол,
извиваясь, как раздавленная гусеница. Я взял с кучи верхнюю тряпку,
чтобы вытереть меч. Это оказалась детская рубашка, по вороту
расшитая ромашками. Выругавшись, я отбросил ее в сторону,
наклонился и вытер меч о подергивающееся тело.
За порогом светило солнце, щебетали птицы, трепетали листья на
ветру. Отец Гуго говорил, что мир есть Бог, а Бог есть сострадание.
Не знаю. По-моему, мир — ужасно равнодушная штука. Да и Бог,
пожалуй, тоже. Что бы ни происходило — всем плевать.
Я помог де Бов спуститься с крыльца и довел до бревна.
— Ты не сможешь идти.
Черт. Нихрена не помню, как я ее сюда тащил. Хорошо, если не
волоком.
— Смогу. Надо только потуже перевязать, сустав зафиксировать, —
поморщившись, ведьма вытянула больную ногу.
Можно было бы сходить в дом, там куча тряпья, вяжи — не хочу… Я
вспомнил рубашечку. Нет, нахер. Отступив за угол, я задрал котту и
отчекрыжил ножом подол нижней сорочки. Годится, если не
привередничать.
— На ногу или поверх штанины?
— Давай сюда. Я сама, — чуть отодвинулась де Бов.