Потом господин Бенуа сошел по сходням на берег и пошел по тропинке, извилины которой были, по-видимому, чрезвычайно знакомы ему.
«Лишь бы только, – думал этот достойный человек, обмахиваясь своей широкополой соломенной шляпой, – этот проклятый Ван Гоп был дома… Однако же ему известно время, в которое я обыкновенно прибываю сюда… двумя неделями ранее или позже. Право, чудак этот Ван Гоп, он живет здесь в лесу, как будто у себя в городе. Он нисколько не переменил своих привычек, это так бывало заставляло смеяться бедного Симона… Ах, вечная ему память!»
В это время раздался лай собаки.
– А, – сказал Бенуа, – я узнаю голос Трезора, хозяин, верно, дома.
Лай собаки все более и более приближался, и наконец послышался громкий пронзительный голос, который говорил с досадой:
– Сюда, Трезор, неужели ты принял человека за льва?
Тропинка, по которой шел в это время Бенуа, образовала тут весьма крутой поворот, а потому он вдруг увидел перед собой дом, построенный из красноватого камня и покрытый кирпичом. Толстые железные решетки предохраняли окна, а высокий палисад, которым было обнесено это жилище, защищал вход в него.
– А, здравствуйте! Здравствуйте, дядя Ван Гоп! – воскликнул Бенуа, дружески протягивая руку хозяину дома.
Но сей последний не только не отвечал ему, но с досадой попятился назад, как бы для того, чтобы загородить вход.
Представьте себе малорослого человека, сухощавого, тонкого, одним словом, похожего на хорька, но опрятного, чисто и старательно одетого. Когда он снял свою шляпу, лоснившуюся от ветхости, то на голове его заметен был белокурый парик, старательно завитый. На нем был долгополый серый сюртук, коричневый жилет с металлическими пуговицами, плисовые панталоны и гусарские сапоги. Весьма чистое белье и множество часовых печаток довершали его наряд.
Он стоял в воротах своего дома спокойно и без всякого опасения, уверенно, держа в руке отличное английское двуствольное ружье, которым он играл, взводя курок и щелкая замком. Потом он свистнул свою собаку, остановившуюся против Бенуа.
– Как? – сказал сей последний. – Как, дядя Ван Гоп, неужели вы не узнаете меня? Это я, Бенуа! Друг ваш Бенуа! Эх, черт возьми, разве вы ослепли? Наденьте свои очки.
Что и действительно сделал благоразумный старик, после чего он воскликнул по-французски с заметным голландским произношением: