— Можно попробовать их как-то
напугать! У вас есть оружие? Взрывчатка? Хотя бы петарды?
Я глянул на ржавое шило, которое всё
ещё сжимал в руке, и решил ответить честно:
— Нет. — Мой собственный голос
показался чужим. Сухой, сиплый... Как будто это первое слово,
произнесённое за долгое время. — Но я слышал, что рядом есть
какой-то маяк. Может там есть охрана? Или хотя бы связь и можно
вызвать полицию?
— Вызвать кого-о?! — Кажется,
удивление, прозвучавшее из-за двери, было искренним. Но девичий
шёпот резко перестал быть столь горячим и бесстрашным, как в начале
нашей торопливой беседы. — Подождите... А вы... А вы разве не
подводник?!
— Я... — Оглянувшись на толпу, я
заметил, что она придвинулась ещё на шаг. Но решил оставаться
честным. — Извини, но я не помню...
Сквозь щели между досками стало
заметно, что девчонка тут же молча отскочила от окна куда-то вглубь
домика. И затихла.
— Три минуты, жор! — Сзади долетел
радостный выкрик Смыся. — Ты токо эта... Сразу, смотри, не
сдавайся! А то пацаны не оценят!
Пацаны согласно пробурчали что-то в
ответ, тиская разнокалиберные палки и заточки в потных от азарта
ладонях.
Отвернувшись от них обратно к двери,
я схватился за хлипкий затвор:
— Вхожу! — Деревянный засов отъехал
в сторону и свалился на порог домика. Стопор для него никто прибить
не догадался.
Внутри было ожидаемый полумрак. Но
даже в том слабом свете, что пробивался сюда сквозь щели в досках,
пленницу можно было разглядеть достаточно хорошо.
Прежде всего, я заметил большие
глаза — необычно яркие на смуглом от загара лице. Чуть сузившись,
они внимательно следили за мной поверх перевёрнутого набок стола
из-под короткой светло-каштановой чёлки. Позади вьющиеся волосы
были собраны в плотный недлинный хвостик и перетянуты простыми
резинками у головы и у кончика. Из-за чего хвостик очень напоминал
беличий.
Тонкие, но явно натруженные пальцы
тоже были покрыты загаром. Немного побелев от напряжения, они
придерживали столешницу с одной стороны от этого настороженного
взгляда. А с другой — такие же пальцы крепко сжимали отвинченную от
стола ножку.
— Я не собираюсь причинять тебе
вред. — Отложив шило на подоконник, я поднял открытые ладони перед
собой, стараясь придать этой фразе хотя бы тень искренности. Дело
ведь даже не в том, что и шило и ладони были покрыты подсыхающими
багровыми брызгами, а во рту до сих пор был привкус чужой крови.
После того, что моё тело устроило на ринге, кто знает, какие
рефлексы могут сработать, когда эта пигалица вдруг замахнётся своей
палкой...