И тут до меня вдруг дошло, какой плюс в этом теле. Неожиданно, но… Бабулька ко всему относилась с долей иронии. То есть там, где я бы начала истерить, она просто раздумывала. Выслушивала. Задавала вопросы.
О как. Так, однако, бывает? С другой стороны, она старая, чего ей терять. Одни коты да медведи. И вот эти коты да медведи, а также волки, вполне себе с ней по-товарищески живут. Может, бабка такой же страшный зверь?
Или все потому, что в лесу дичи много, всхлипнула я. Настанет голод, и придется мне в избе баррикадироваться, иначе сожрут. Или я их сожру. Это вспомнила мужика у себя на столе.
Близилась ночь. Темнело быстро, как в южных странах, только что был свет — и вот уже сумерки, а минут через десять станет совсем темно. Добираться бы надо быстрее, пока я не выяснила, кто кого и в каком порядке тут ест. Под ногами шуршали трава и листья, попадались и веточки, но так, успокоительно это все. Лес как лес…
Убедить себя в безопасности среды не получилось. Из леса что-то угукнуло. Вот это было уже жутковато, у меня аж душа в самые пятки ушла и вылезать оттуда не торопилась. И нет, это была не сова. Что-то дикое. И вопль такой, что сейчас эту самую душу из пяток вынет и на ветках развесит.
Я сделала шаг. Вопль достал до печенки и прочего ливера. Не столько плач, сколько хохот, а потом вдруг затих.
Я еще раз сказала себе, что бабушка за себя постоять точно может. И что те, кого каждый встречный хочет сожрать, умирают в расцвете лет, а не трясут древними телесами, потом под ногой у меня что-то хрустнуло, и нормальный человек бы, разумеется, побежал, но то нормальный, а мне-то куда, так что я просто заохала. Недолго, потому что плач просто преследовал.
Кто же это в лесу так орет?
— Удод какой-то, — ответили мне. Это я что, вслух спросила?
— Ну почему сразу удод? — раздался второй голос. Странный, словно приглушенное шипение.
— Да, — встрепенулась я, — может, оно очень даже милое. Просто несчастное.
— Это удод-то несчастный?
Пока эти странные голоса ниоткуда вели свой невнятный спор, я озиралась. Что башкой крутить иногда и не надо, поняла я несколько поздновато, когда узрела в траве клубок змей.
— Может, удод, а может, сычиха опять на своего жалуется, — продолжала черная тонкая змейка, покачивая головой с крохотной короной. — Ты, Ягушка, ежели тебе он мешает, так ему и скажи.