– Что уж тут, – тяжело, точно сокрушаясь, заметил старшина и вздохнул.
– Рады, чай, все-таки, что домой прибыли? – с любопытством и бегая глазами по сторонам, спросил писарь.
– Как водится. Все-таки солдат, хоть там и унтер-офицер тоже, человек военный ни кола ни двора, как говорится, не имеет. А тут все в порядке… дом, хозяйство.
– Супруга ваша здравствует, – сообщил писарь. Ему очень хотелось сообщить Егору Шибаеву об измене жены, но он не решался.
– Благодарим вас… Опять же вот жена, – продолжал Егор солидно и внушительно, – солдатом, конечно, баловаться приходилось… по разным там… а тут все-таки, какая ни на есть, законная жена.
– Оно конечно! – согласился писарь, бегая глазами по сторонам и не решаясь сказать то, что ему хотелось.
Старшина вздохнул и потупился.
– Одно слово – в гостях хорошо, а дома все лучше! – сострил писарь и сам коротко и с одышкой засмеялся.
Егор Шибаев радостно улыбнулся.
– Что и говорить!
– Вы, собственно, давно из Дерновой?
– Со вчерашнего дня.
– Что так?
– Да такое дело вышло… конокрадишки у нас завелись… У господина земского начальника лошадь свели… хорошую лошадь… Ну и подозрение есть такое, что из наших же деревенских.
– Ну? – спросил Егор Шибаев, очень довольный, что писарь посвящает его в такие дела, о которых с простым мужиком и говорить бы не стал.
– Да-с, – вздохнул писарь, – может, помните Куприяна Тесова… вот, что еще при вас в острог свезли?
– Помню, как же…
Писарь подумал и, окончательно решив ничего не говорить Егору о его жене, продолжал с одышкой:
– Бежал, изволите видеть, и так полагают – его рук дело.
– Такой род у них, – вставил старшина и тяжело вздохнул, потому что боялся за свою тройку.
– Скажите… тэк-с. А каким бы родом мне до Дернового добраться?
Писарь сообразил, пошевелил толстыми пальцами.
– Мужичок тут есть наш. Может, тоже помните: Мозявым прозывается. Так он, надо быть, вскорости домой. Он муку привез господину Твердохлебову, начальнику станции…
Егор Шибаев кивнул головой, хотя совершенно не знал этого начальника станции. Но ему казалось почему-то, что не знать начальника станции неприлично для его унтерского и столичного достоинства.
– Ну, так вот им муку-с… а теперь, надо полагать, и в обратный. Вы попросите его. Он мужик ничего, хороший мужичок.
– А где бы мне его?
– А вот сейчас… Шпрунь, а Шпрунь! – крикнул писарь сотскому, который с начала разговора из уважения к начальству отошел.