Сеня, впустил официанта и помог ему расставить тарелки на
столике. Потом включил торшер, а люстру выключил.
- Так нормально? – спросил он. – Просто с верхним светом не
видно того, что за окном.
- Так тоже почти не видно, - сказала Марьяна. – Хорошо было бы
зажечь свечи...
- Свечи? Но у меня, наверное, нет... Я сейчас позвоню.
- Да не надо! Я пошутила. У нас же не романтическое свидание.
Можно просто включить вон тот дальний светильник. Он не будет
отбрасывать свет на окно. Правда, будет не очень хорошо видно, что
мы едим... Но, я думаю, разберемся.
И она взяла в руку вилку.
- Так вы здесь пробудете неделю? – спросила Марьяна через
некоторое время.
Она удивлялась необычной молчаливости Сени и не могла понять, в
чем ее причина. Время от времени она ловила на себе его взгляд, и
совершенно не могла понять его значение. Ей казалось, что он
смотрит на нее как-то испуганно. Что его так пугает? Или это не
страх, а какая-то тревога? Может, это вообще связано не с ней. Мало
ли какие у человека неприятности.
- Да, такие были планы, - ответил он. – Маловато, конечно, но
все же лучше, чем ничего.
- Что, каникулы заканчиваются? – улыбнулась Марьяна.
- Нет, не каникулы, - произнес Сеня серьезно.
Она посмотрела на него в недоумении. Да что происходит? Куда
подевался его острый язык, его чувство юмора и легкость в общении?
Его как будто подменили... Марьяна случайно взглянула на его
тарелку и заметила, что он режет не лист салата, а бумажную
салфетку.
- Эй, осторожнее, - произнесла она. – Твой аппетит меня просто
пугает.
- Что? – он хлопал глазами, как будто только что проснулся.
Потом посмотрел вниз и рассмеялся. – Надо держать себя в руках.
Того и гляди перекинусь на шарфы и башмаки.
Он, действительно, совершенно не чувствовал вкуса того, что ест.
В его мозгу молоточком звучала одна фраза: «Я должен сказать,
сегодня я обязательно должен все сказать». Сначала он отложил
объяснение до того момента, когда уйдут друзья, потом – до прихода
официанта, последняя отговорка была: «Надо же сначала спокойно
поесть». Все, больше откладывать нельзя. Хватит. Мужчина он, в
конце концов, или где? Он никогда не испытывал страха перед важными
событиями. Наоборот, он всегда чувствовал азарт и прилив
адреналина. Когда ему было страшно что-то сделать, он просто
выключал мозг, вместе со страхом, и делал. Не думая. Так же, как
прыгают с вышки в воду. Или с трамплина на снежной трассе. Все.
Пора. Он глубоко вдохнул и произнес, чувствуя, что голос
предательски дрожит: