- Ты на мать совсем внимания не обращаешь! Я
верой и правдой тебя восемнадцать лет воспитывала!
- Начинается, - закатил я глаза.
- Да как... да как ты ... ик, как ты смеешь так с
матерью разговаривать!
Захлопнул дверь в своей комнате и закрылся на
защелку. Последнее время она стала невыносимой.
Мать, видимо, попыталась подойти к моей комнате,
но, не рассчитав своих сил, упала прямо в коридоре и запричитала.
- Я тебя кормила, поила, ночей не спала, жопу
твою грязную мыла, болячки зеленкой мазала, а ты! Неблагодарный! Надо было тебя
в роддоме оставить!
Она всхлипнула и завыла, очень громко. Но так-как не услышала
моей реакции, решила за другую историю взяться.
- Я им верой, и правдой, двадцать лет... двадцать
лет..., а они. А он! - она всхлипнула. - Как он мог, а..., как?
Я не выдержал и выбежал из комнаты, видимо нервы все
же берут свое.
- Может, хватит уже себя жалеть? Может, дальше
уже жить начнешь? Об тебя ноги вытерли, и, видимо, не зря, - я уже не сдерживал
себя, - ты же, как тряпка половая сейчас на полу валяешься, а выглядишь как...,
на тебя же смотреть противно!
Мать действительно валялась в коридоре и плакала
навзрыд. От нее воняло спиртным и сигаретами. Было противно на нее смотреть, и
в то же время ее жаль. Но ведь и правда, сколько можно? Она что, решила себя в
гроб вогнать?
- Я сейчас скорую вызову, и тебя увезут в
больницу, ты этого хочешь? Так нет проблем! Мало того, что в таком виде
находишься, пусть на тебя другие люди посмотрят! Если позориться, так
позориться по полной программе!
- Ты меня ненавидишь, сынок? - сразу же сбавила
она тон.
- О, кажется, подействовало!
Я был зол не на шутку: мало того, что она меня все время
обвиняла во всех смертных грехах, так теперь еще и на жалость давит! Достала!
Я ушел в свою комнату и, закрывшись на замок,
одел наушники и включил как можно громче музыку. Есть хотелось ужасно, но уж
лучше потерпеть ноющую боль в желудке и поесть завтра у отца, чем терпеть ее
очередные закидоны.
От нечего делать, полазил по сети, поболтал с
одноклассниками, спросил у Ленки, даст ли списать. Та, как всегда, немного
поломалась, но в итоге, я бросил пару фраз о ее шикарной кофточке на
фотографии, и она растаяла. Этим простым премудростям жизни я научился у
бывшего материного любовника. Стоило тому сказать какую-нибудь глупость по
поводу маминой одежды, как та сразу же таяла, и готова была лужей растечься в
его ногах. Вот он ноги об нее и вытирал.