Связать, уповая на крылья, но были ли у него другие приемлемые
варианты?
Но сказать, что Виктор просто ждал, пока первая сигнатура
приблизится к его двери, было нельзя. Параллельно с тем проклятый
внимательно осматривал остальное поместье, ища следы вторжения или
чего-то, что сопровождало бы проникновение в лекарское крыло.
Отлично защищаемое, между прочим, так что дилетантами оказавшиеся
здесь вторженцы не были. Но всё было тихо, и Виктор не смог
отыскать ничего подозрительного сверх уже обнаруженного. Разве что
людей было заметно меньше обычного, но и только.
Но как кто-то смог сюда пробраться? Телепортация – вещь сугубо
невозможная, а всё на неё похожее является скорее сверхбыстрым
перемещением. О тайных лазах третий сын графа в этой части поместья
третий сын графа так же ничего не знал. Очень-очень тайный лаз?
Здесь?
Бред.
Незнание Виктору категорически не нравилось, ведь оттого
казалось, будто враг играл на своём поле и отлично контролировал
ситуацию. Ощущение до того противное, что поравнявшуюся с дверью
«грязную» сигнатуру Виктор встретил чуть ли не как самого дорогого
гостя: бросился обниматься.
В один миг доски двери лопнули под ударом крыльев, а сам Виктор
выпрыгнул в коридор, окинув своего врага взглядом. Он не бил сразу,
опасаясь, что это свои… но теперь ничто не помешало ему крыльями
вскрыть твари грудину.
Но даже этого проклятому показалось мало, и для верности он
лишил живого мертвеца всех конечностей и головы заодно.
И – да, коридор перед ним полнился не людьми, а нежитью. Самой
настоящей, напитанной тёмной, – вот теперь ничерта это было не
красное словцо, – маной, и успевшей перестроиться под её пагубным
воздействием. Первая условно убитая тварь до сих пор дёргала своими
запчастями, но конструктор взад не собирался, что радовало. Вот
только остальные чудовища были в полной боевой готовности, и прямо
на глазах наращивали когти и покрывали свои уродливые, гноящиеся
туши костяной бронёй.
Виктор сорвался с места в тот же момент, когда его взгляд
вычленил среди трупов убитых налётчиков, – неведомо, как здесь
оказавшихся, – мёртвого лекаря, которого только-только затронули
метаморфозы. Казалось, что на лице безвольно болтающейся головы
застыло крайнее удивление: молодой парень даже не понял, что его
убило.
Осознание очередной смерти, произошедшей, косвенно, по его вине,
стало камнем, окончательно склонившим чашу весов.