Меня хоть и не трогали, но и не игнорировали. Лишь метали злобные взгляды в мою сторону, будто каркали, чтобы я споткнулся и сломал себе шею. И эта давящая атмосфера вызывала внутри дрожь, я еле совладал с собой, чтобы не выбежать из кабинета, еле сдерживал себя и собирал сумку нарочито медленно, чтобы они осознали – я не боюсь. Я бросал им вызов, зачем, я не знал, просто хотел доказать, что ни я, ни Зоэ не боимся их дешёвых трюков и обидных фраз.
Когда мы с Зоэ вышли из школы и скрылись за деревьями, она остановилась и схватила меня за руку.
– Ты можешь идти домой, хорошо? – Она смотрела прямо на меня, и я видел, как испуг блестит в её серых глазах.
– Нет, я же сказал, что провожу тебя, – твёрдо ответил я, стряхнув её ладонь с руки.
– Прошу, – её глаза наполнились слезами.
– Но почему? – Я честно не мог понять, что творилось, что её тревожило. Я был всего лишь маленьким пацаном, который учился в шестом классе и сам много чего боялся.
Зоэ молчала. Мы стояли под пасмурным небом, будто ждали дождя. А я всё никак не мог решиться отпустить девочку, которую защитил, читая тревогу в обращённом на меня взгляде.
– Папа… папа будет зол, – вымолвила она, а потом разревелась.
Ветер усиливался, становилось холоднее. Зоэ плакала, а я думал. Думал, почему её отец будет злиться, почему ей страшно и из-за чего она плачет. Было бы глупо спрашивать о причине её страха, я это понимал. Нет, скорее чувствовал. И я знал, что значит бояться отца. Когда наша семья испытывала финансовый кризис, папа часто напивался, потом начинал ругать меня, а иногда и бить. Если мама оказывалась дома и пыталась помешать отцу, то доставалось и ей. И наутро она часами стояла у зеркала, пытаясь замаскировать свежие синяки. Тогда некому было жаловаться. Ведь принято, что мужчина – глава семьи, и женщина должна подчиняться ему. И если её били, то считалось: это по заслугам, и совсем не имеет значения, что она пыталась защитить собственного ребёнка. Да и мама чувствовала стыд; она не могла кому-то сказать, что любимый муж и хороший отец её сына напивается и вымещает свою злость на семье. Так было принято, и все хорошо это знали, поэтому всё, что творилось в семье – оставалось внутри. И только соседи, слышавшие крики и пьяную брань, иногда между собой шушукались.
Конец ознакомительного фрагмента.