– Я даже не думал, что предложение аренды может быть столь щедрым, конечно же, я согласен. А о каком временном периоде идет речь? На сколько бы вы хотели арендовать дом?
– Надеюсь, аренда будет долгосрочной, – ответил Штальский.
– Ну, тогда по рукам, – улыбнулся Карильский и пожал руку Августу-Фредерику. В этот момент на время забытый Брунштейн чихнул в своем кресле и отвлек внимание Николая и Августа-Фредерика на себя.
– Я, конечно, не советчик, в этих тонких семейных делах, но у вас, сэр, – сказал Йозеф, – также растет дочь!
– Ну и что же? – удивился Николай.
– А то, что вы не можете с ней находиться под одной крышей, не бросая тени на свою и ее репутацию.
– Что за чушь?! – воскликнул Николай.
– Это не чушь, а этикет, – возразил Йозеф, подняв палец левой руки вверх. И добавил: – Но, сэр, могу вам сказать, что проще решить вашу проблему, чем проблему Августа-Фредерика. Пусть леди Лидия возвращается из пансиона с компаньонкой, и тогда никаких вопросов к вашей персоне у зорких сплетников не останется.
Николай чертыхнулся, он не любил чужих людей в доме, тем более теперь, когда, казалось бы, в новом особняке он мог отдохнуть от незваных гостей.
– Что еще пишут в газетах? – поинтересовался Штальский, чтобы увести разговор в другое русло.
– Да вот, господа, – утирая нос платком после чихания, задумчиво проговорил Брунштейн, – в Америке назревает война.
– Да ну? – удивился Штальский. – Я не читал такого.
– Да нет в этой газете ничего про войну, я ее просматривал утром, – сказал Николай, недовольный тем, что его друг сгущает краски. – В мире и так неспокойно, только разрешился вопрос с работорговлей в Старом Свете, не все еще забыли Наполеона, а вы не боитесь говорить о новой войне.
– Это, дорогой мой, вы не так читали, – твердо заявил Брунштейн.
– О чем же там пишут? – поинтересовался Штальский.
– О том, что плантаторы зверствуют, убивают рабов. И вот про восстание рабов, подавленное в Южной Каролине. Убит плантатор с семьей. – Брунштейн был очень серьезен.
– Да, но ведь ничего о войне, – произнес Николай.
– Конечно, ничего, но она будет, помяните мое слово, скажут, что это война освободительная, против рабства, против насилия и за равенство прав белых и черных. Скажут, и все поверят! Вот, как нас к этому готовят! – и он зло потряс газетой. – А ведь все войны – это просто незаметное для людей решение экономических вопросов власти. Рано или поздно правительство Америки будет вынуждено принять закон об отмене рабства, но, судя по всему, это произойдет в результате войны. Столкнут лбами Север и Юг. Если бы власти хотели жизни для своих людей и равенства, они бы такими статейками не будоражили и так воспаленный ум граждан, – и Брунштейн потряс газетой над головой снова.