Вот и Кирилл вернулся к баньке, проверив мордуши. Шёл-пошёл по тропке-тропинке как хазарь… Казалось, не карасей в сумке нёс, а рыбу «красную»…
Хотя… Что его обвинять за франтоватость? Втюхалась в одну из мордуш стерлядка залётная. Вершка на три. А то, и поболее…
Идёт Кирилл от берега в верхи, и орёт, как полоумный:
– Эй!!! Дурни-банщики! Кочегары-баннотопщики!!! Мальцы – удалые молодцы!!!
Дурью не майтесь – костром возжигайтесь!!! На костёр – котёл… под ушицу, чтобы с добром сжиться…
Подкинув дровишек в баньку, Тихон вышел на «ор поднебесный» и буркнул:
– О! Прётся нехристь, иудов сын… Улов – с вершок, а крику – с горшок… Тьфу на него!!!
– Юшка хочет «юшки», а рыба мне!!! Наяву, а не во сне!!! – балагурил Кирька, волоча за собой мордушу с рыбой.
– У-у-шица будет… О-о-о-посля ба-аньки… Мож, я сварю? – сказал Юшка, обращаясь к Тихону.
– Тебе – мыться, бриться да вшей гонять, – отрезал Тихон, – А уху… балберка-балоболка, нехай варит… А пар ему… остальний будет, …за язык его…
Эй, болтушка-мотолыжка! Заваривай уху! Твоя очередь – вторая…
* * *
Вдоволь напарившись в бане, Кирилл и Юшка вывалились румяными-разрумяненными в Волгу… На «охолод»… Нырнули и, с дикими криками – «пробкой» наземь… Не зря говорят в народе, что с Ильина дня вода в реках да озёрах холодеет так, что душа «пупырками из серёдок естества выскакивает»…
Лежат Тишка да Юшка в «стыдобе» на косе песчаной… Орут, да охают… Как будто «спицательно» желают взгляда чужого на свои телеса, коими и удивить-то не кого. У обоих – «курам на смех»!
– Ю-ю-ю-ш!
– Ась?
– А… Бабы-то… Были у тебя?
– У-гу…
– У-гу, значит – ни «гу-гу»… Колокольчик ты наш…
Гы-гы-гы-хы-ха-ха-ха-ха!
– Да… Лан-но те, Тиш…
В этот миг зыкнул Кирюха от бани:
– Эй, убогие! Идите снидать! Уха наварилась!
Тихон оделся в «былое», а Юшка в «новьё тришкино»… Встал… Огляделся… В «зерцале вод» себя рассматривает, складочки на одёже поправляет… Поясок подтягивает и сапогами похрустывает…
Как тыква на весах оценки ждёт…
Не смолчал Тихон: