Золотая Карта, или Тридцать лет спустя
Сказки должны заканчиваться, и заканчиваться хорошо.
Иначе они становятся былью.
Наутро голова была деревянная. Хотя трудно было ожидать чего-то иного от человека, выстроганного из полена. И все равно – другого сравнения в голову не приходило. В нее вообще ничего не приходило. Только, как заезженная пластинка (или теперь правильно говорить – зацикленный плей-лист?), в ней по кругу постоянно проигрывались грубые, примитивные звуки, выдуваемые из тубы, под пьяные крики: «Да это же просто праздник какой-то!» Вот ведь и мелодии-то никакой, а из головы не выходит…
Но пусть – хоть эти звуки, хоть обрывки даже не мыслей, а каких-то еще непридуманных фраз, неуслышанных речей, хоть две-три ноты постоянно по кругу – лишь бы не тишина, спутница полной отключки. Хотя бы не сейчас – сейчас страшно, а встать и занять голову какой-нибудь нехитрой механикой – например, умыться, почистить зубы, побриться – сил нет.
Когда лежишь и даже не пытаешься разогнать в голове мельтешащих мух, все равно себя осознаешь, а стало быть, пока еще существуешь. Чем-то даже интересен этот момент перехода от небытия обратно в бытие, но слишком уж часто в последнее время Буратино его ощущал на себе с утра.
Глаза набухли изнутри, как весенние почки, но в отличие от почек раскрываться не спешили. К тому же мозг и так знал, что увидят глаза, когда все-таки раскроются: несмотря на застольные излишества, в каком бы количестве их ни впитывал в себя организм, надежный автопилот всегда возвращал Буратино в его двухкомнатную каморку. Да и знакомый запах подушки не давал повода для беспокойства. А увидишь разбросанные по комнате вещи – настроение точно не улучшится. Так что, почки-глаза, весна для вас пока что не наступила.
Как Терминатор из старого доброго фильма, Буратино продолжал сканировать состояние своего организма. Пока что статус большинства критичных систем на мониторе высвечивался красным и тревожно мигал, что также раздражало. Изнутри виски долбили маленькие злобные дятлы. Сердце стучало в ритме какого-то джаза, постоянно импровизировало – то ускорялось, то замедлялось, то делалось громче, то затухало. Во рту держался вкус старых сырых подгнивших опилок. Отвращения добавляло чувство, будто бы это были его, Буратино, собственные опилки. Если бы длинный нос был сейчас в состоянии различать запахи, то – нет, лучше уж пусть пока не различает… Странные метаморфозы происходят со вкусами – ешь-пьешь все вкусное, почему же тогда спустя всего лишь несколько часов во рту такое говно? Вроде вчера не блевал. Или?.. Нет, точно не блевал. А может, лучше было бы, если б проблевался… Да какая теперь разница…