Слёзы жалости, сожаления, разочарования, слёзы упущенных возможностей, обид, несправедливых упрёков собирались солёной влагой в уголках глаз, и ручейками текли по щекам. Яна не могла объяснить себе – почему она плачет при звуках фортепиано. Полумрак, две свечи на инструменте, полуодетая Анютка, овальный портрет Аллы Пугачёвой на маленьком столике, незаправленная кровать и над всем этим живописным девчоночьим беспорядком тихая, божественная музыка. Хотелось остановить мгновение и остаться в нём навсегда.
– Ого! Это мне повезло – на концерт попал! – в форточке показалась голова очередного Танькиного кавалера. – Пустишь?
Яна с неприязнью взглянула на довольную физиономию юноши, даже не пытаясь припомнить – видела его раньше или нет. Анютка же вскочила, оборвав песню, и суетливо мельтеша по комнате, не сортируя, распихивала вещи по ящикам.
– Не в окно! Проходи в дверь – щас открою. – Ян, ну, пока, – обернулась Аня к вытиравшей слёзы Яне.
Яна взглянула на часы. Через час мать с отчимом уходят на смену, она могла бы ещё слушать и слушать музыку.
Выйдя в темноту ночи, звенящей комарами, Яна задумчиво шла к своему дому, планируя Иришкино кормление. Можно и поспать ещё успеть…
– Привет, невеста! Откуда так поздно? – верзила Коротов раскинул руки, загораживая проход во двор.
– А-а, ты тут хоть чё делаешь-то?! – оторопела Яна.
– За тобой пришёл. Пошли в кино.
– Ты меня с кем спутал, Саша?!
– Яна! – раздался из темноты двора тонкий голосок матери, – мы уже уходим!
– Чего на танцы-то не приходишь? – сделал шаг в сторону от ворот Коротов.
– А ты прям без меня не можешь танцевать-то! – смеялась Яна.
– Могу, но с тобой интереснее. Приходи.
– Иришка вот подрастет и приду, – высматривала в темноте двора родительницу Яна. Мать «серой кошкой» оказалась рядом почти бесшумно.
Галантно Коротов поздоровался с Анной Ивановной и направился в сторону кинотеатра.
Перепеленав Иришку, Яна раздумала спать и, пытаясь поймать вражеские голоса на старой радиоле, чутко прислушивалась к звукам. Вздрогнула от резкого, короткого стука в дверь. Решив, что мать что-то забыла, Яна не спрашивая: – Кто там? – распахнула дверь.
– Кино отменили – домой неохота, к тебе можно, на чай? – пушистые, ухоженные усы Коротова, как улыбка Чеширского кота, неуловимо перемещались в темноте общего коридора.