Возникла пауза, во время которой Лизард вытащил сигарету, размял ее, прикурил, жадно втягивая дым. Потом взял мой портвейн и сделал добрый глоток, настолько добрый, что бутылка подмигнула мне своим донышком.
– А еще я думаю, тебе стоит побродить со мной – после этой фразы, он допил остаток и вернул мне бутылку.
– Ну, что сидим, пойдем…
Все вокруг изменилось. Мир, казалось, затихший, вдруг обрушился, словно волна, на барабанные перепонки всей тяжестью своих децибел. В мозгу стали шуршать перфоленты образов, рождая самые немыслимые сочетания, а Лизард шел вперед под скалистые уступы высоток.
– Эй, ты что? Заснул, что ли? – Лизард остановился и ждал меня шагах в двадцати.
Я сглотнул и попробовал что-то сказать, но из горла вырвался хрип.
– А… все… понял, – он подошел вплотную, – не привык, да? Ну, ничего, потихоньку-полегоньку.
Слова его, казалось, обладали какой-то силой. Я приходил в себя, словно ныряльщик, который слишком долго был под водой, сердце бешено стучало, в глазах прыгали золотистыми рыбками искры.
– На, закури, – он достал пачку каких-то странных сигарет, длинных, тонких, со слабым запахом лимона.
Я с благодарностью кивнул и полез за спичками, но тут мне в голову пришло, что сам он курил другие сигареты, обычные, скорее всего JPS. Я затянулся, в голову проник туман никотина и еще чего-то, сразу облегчающего.
– «Под синим небом
Облака марихуановых грез.
Трехногий пес брошен ребенком
В пасть возраста…»
– Почему трехногий? – спросил я, рассмеявшись. Весь мир был теперь смешным и покачивающимся.
– Потому что велосипед трехколесный.
Я стал хохотать и вдруг увидел, что изо рта идет пар, а при каждом звуке этот пар меняет цвет. Это раззадорило меня еще больше. Хохот рвался фонтаном из легких, а Лизард превратился в ящерку и прыгнул ко мне в карман.
– Я знаю эту игру
Нужно тайком пробраться в мозг,
Ползком проползти в город Безумия, – зашептал он мне в ухо…
Похоже, улица раздвинулась или свернулась в узкую щель темного окна кухни с тремя свечами, стоящими на подоконнике между цветов. Пьяный бородатый мужик спрашивал меня, впрочем, не надеясь на ответ:
– Ты меня понимаешь?
Я кивал и пытался сосредоточиться на пляшущих фигурках свечей. Откуда-то издалека доносился знакомый голос:
– Да пойми ты, не надо делать никаких революций, бунтов, будь они молодежные или какие. Не в этом цель жизни.