В одиночестве… - страница 10

Шрифт
Интервал


Печально, что в горах так быстро темнеет. Я давно перестала бояться темноты как таковой, но все же она до сих пор пугает меня неизвестностью и наводит тоску. Утро всегда вселяет надежду и дарит возможность что-то изменить. Ночь же безжалостно ее отбирает, не оставляя ничего, кроме пустоты. С восходом солнца ты рождаешься, с заходом – умираешь, как и все вокруг. Цикл повторяется из раза в раз, изо дня в день, до тех пор, пока ты не умрешь окончательно, не сумев однажды открыть глаза.

Когда ночь разлилась повсюду густой угольной пеной, бросив мне в лицо очевидность: никто не приехал и, наверное, уже не приедет в ближайшие дни – слово «никогда» я давно исключила из лексикона, как самое глупое и бессмысленное – мне стало невыносимо тошно. Внутрь ворвался ледяной ветер и страх безысходности.

Не помня себя, я вышла на террасу и, взглянув на по-прежнему накрытый стол, в гневе сорвала с него скатерть: посуда с грохотом полетела вниз. Во мне поднялась такая волна ярости, что я начала неистово топтать осколки и кричать в пустоту имена тех, кто бросил меня здесь.

Не знаю, как долго продолжалось мое безумство, но в конце концов обессиленная я сползла по стене на дощатый пол и разревелась. Неиссякаемые слезы водопадом наполняли сердце обреченностью.

От мысли, что мне придется провести по меньшей мере еще одну ночь в пустом, безлюдном доме посреди леса, меня начала бить дрожь, словно я простояла несколько часов под промозглым ноябрьским дождем. Чтобы немного прийти в себя, или напротив забыться, я поднялась с остывшего пола и побрела к холодильнику, достать вино, которые мы привезли накануне.

Опустошенная, с заплаканным лицом и бутылкой в руках я вернулась в гостиную и устроилась на диване. То ли от выпитого вина, то ли от пролитых слез я погрузилась в глубокий, тяжелый сон.

Мне виделось, что я стою в центре большого прозрачного купола, словно насекомое, которое поймали банкой. Вокруг снуют люди, абсолютно не замечая меня, как будто я невидимая. Я пытаюсь их окликнуть, но меня не слышат, пробую коснуться рукой, но мешает стекло. Внезапно становится темно, точно кто-то потушил свет; и медленно, по очереди начинают проплывать лица злобно смеющихся Стаса, Милы, Наташи. Каждый из них злорадно хихикает, указывая на меня пальцем. Я рыдаю, стучу в стекло, а их смех становится только громче, громче, громче…