Два года назад у мамы вышла ее первая российская книжка «С любовью, на память».
Они вышли одновременно, обе наши книжки – моя в Питере и мамина – в Москве.
Я в это время была в Америке. Сразу приехала на Брайтон, в книжный магазин «Санкт-Петербург», вижу – моей книжки нет, а мамина стоит на самом видном месте! Вот думаю, все-таки понимают!
Говорю менеджеру: «У вас много экземпляров этой книги? Я несколько куплю. Это ведь моя мама!»
А менеджер отвечает: «Много. И все остальные книжки вашей мамы вон там лежат. Мы ведь заказываем всегда сразу все, что ваша мама пишет. Ее очень хорошо берут.»
Я думаю, какие такие «другие книжки»?
Смотрю, куда он показывает, и вижу детективы в ярких обложках «Виктория Платова».
Потом все бесконечно спрашивали, почему мама скрывала, что пишет детективы.
Брайтоновские старушки с гордостью повторяли:
«Оказывается, Виктория Платова тоже „из наших“, а говорили – сибирячка, ну вот же ее автобиография вышла».
Самое смешное, что поклонницы детективщицы Платовой (все, как одна) купили эту «автобиографию» и остались ею вполне довольны.
В России мама и та Виктория Платова почти не пересекаются, они лежат в разных отделах. Иногда даже в разных залах.
Детективщица Виктория Платова – в каком то интерьвью сказала, что ей это псевдоним навязали в издательстве.
На высших сценарных курсах, куда маму не приняли, Наталья Рязанцева, еще одна мамина поклонница из Понимающих, долгие годы преподавала мамину прозу своим ученицам. Мама давно была уже в Америке, на складе, а мне рассказывала приехавшая туда Светлана Василенко: “ Мы росли на вещах твоей мамы».
Вполне возможно среди них была и та, что придумала навязать это псевдоним. Нормально – человека нет.
Он где-то далеко за морем. Хороший псевдоним плохо лежит – отчего не взять?
В общем, маме нужно было отступать обратно в Беломлинские…
Мамина книжка вышла в гробовой тишине. Для критиков мамы по-прежнему нет.
Тем не менее в гробовой тишине весь тираж был раскуплен и прочитан.
И этого маленького тиража конечно же не хватает. Потому что мамин голос – пронзительный, трагический и никогда не фальшивый, он нужен. Такая проза – настоящая – никогда не выходит из моды.
Недавно я собрала мамину мемуарную прозу, ее уникальные воспоминания о Бродском, Довлатове, Нагибине, Галиче. Я придумала такую книгу «Семейный альбом» – мамина мемуарная проза, и наши с отцом рисунки, портреты этих людей, сделанные с натуры. В «Амфоре» и в «Лимбусе» мне сказали, что с такой вот мемуарной идеей надо идти в издательство «Х». Я пришла, отдала все это некоей тетке и через некоторое время получила ответ: