– Ах, какая напасть! Вселяться в этот жуткий замок решительно нельзя. Но ведь и ослушаться и не вселиться – тоже невозможно. Вот беда-то!
Кольцов, ясное дело, вселился. И однажды зашел по-соседски к Подвойскому. Вскоре пришел и писатель Антонов-Овсеенко. Оглядел всю компанию. И мрачно сказал:
– А ведь по нынешним временам, собравшись втроем, мы попадаем под подозрение.
Увы, он в очень большой степени был прав.
* * *
Дом делали на совесть: 24 подъезда, 505 квартир, почта, телеграф, сберкасса, прачечная, трехэтажный корпус с продовольственным и промтоварным магазином и парикмахерской, столовая, детский сад, поликлиника, клуб, спортзал, кинозал.
Мимо проплывали прогулочные теплоходики, и экскурсоводы рассказывали гостям столицы:
– Вот, товарищи, архитектор Иофан построил дом – символ новой жизни. В таких бытовых условиях будут жить вскоре все советские люди.
«Серая громада висла над переулочком, по утрам застила солнце, а вечерами сверху летели голоса радио, музыка патефона. Там, в поднебесных этажах, шла, казалось, совсем иная жизнь, чем внизу, в мелкоте, крашенной по столетней традиции желтой краской», – писал Юрий Трифонов. Действительно, задача ставилась не пообещать «всем людям», пусть даже советским, заманчивое будущее, а, напротив, подчеркнуть недосягаемость той жизни, что происходила в этом сером здании.
Так и получилось, на протяжении всего советского периода это был дом для избранных. Здесь проживал маршал Тухачевский. Академики – Варга, Тарле. Авиаконструктор Микоян. Композитор Александров. И множество советских деятелей – кто со счастливой судьбой, а кто и с трагической.
Правда, иной раз случались критики, не понимавшие, куда на самом деле ветер дует. Они могли и мимоходом нелицеприятно отозваться о постройке. К примеру, журнал под названием «Бригада художников» дерзнул поместить его фото с таким комментарием: «Дом Правительства на Берсеневской набережной. Фонарь в стиле „ампир“ хорошо гармонирует с домом, показывая неприемлемость данного объекта для искусства СССР».
И автор сразу получил гневную отповедь. Да не от кого-нибудь, а от Ильфа и Петрова. Ирония названных фельетонистов была беспощадной: «Точка. Объект неприемлем. Обвинение тяжелое. Мы готовы даже допустить, что справедливое, предварительно узнав, в чем дело. Но положение безнадежное. «Не задавай кассиру вопросов».