– Из сегодняшних событий может выйти прекрасная песнь.
Женщина не слышала. Она задумчиво пережевывала попавшийся хрящик, как вдруг решила заговорить.
– Титул рыцаря перешел ко мне по наследству, от матери. Пару лет назад я отправилась в поход. Представляешь, бард? Я, дама, служившая королю верой и правдой, была отправлена за моря, чтобы покорять каких-то чернокожих, да и еще их принцессой становиться! Да, мы тогда много земель захватили, это правда. Но во время перехода через горы я подхватила какую-то хворь. Ни один лекарь мне не помог, и пришлось с позором возвращаться на родину, пока мои братья и сестры продолжали начатое дело, – дама хмуро посмотрела в костер, как если бы в головешках и искрах увидела события тех дней. – Меня из-за глухоты из Ордена выгнали. Я им хотела доказать, что могу сражаться, но никто мне не верил. Говорили, что с немыми еще могут справиться, а глухие им не нужны, – женщина вяло ковырнула веткой угли. – Я дала обет, что как только совершу хотя бы один подвиг, достойный здорового человека, снова возьму в руки щит. А до той поры – нельзя.
– Но ты разобралась с целой бандитской шайкой! – бард не был ей услышан, и пришлось постучать по ее плечу, чтобы она хотя бы подняла глаза.
– Сделай я это одна – тогда другое дело, а так ты мне помог.
– Я сочиню балладу о том, как разверзлись хляби небесные, и с Божьей помощью вода в огонь превратилась, и пламя то тебя стороной обходило! Даже рифма есть. Вот.
«На булатном коне статная дама
Послала с небес Господне пламя…»
Женщина вымученно улыбнулась ему, как нерадивому ученику. Всполохи огня еле отражались от кирасы у ее ног, тени залегли на впалых щеках, скрывая темные пятна кровоподтеков. Она слишком устала, и бард видел это, но ничего не мог поделать. Все же он музыкант, а не паяц. Хотя, кто знает, можно ли вызвать у этой дамы не ухмылку и не оскал, а настоящую улыбку?
– Баллады о любви пишут, – не слишком громко сказала она. – Для нее в моей жизни места нет.
Спустя неделю скитаний бард раздобыл себе кобылу. Для этого пришлось подрать глотку в прибрежных тавернах, перекрикивая пьяный галдеж матросов и ор чаек. Как ни странно, похабная песня о кикиморе и мече стала любимой у пьяниц, так как не обладала ни высоким слогом, ни мудреной моралью. К порту съезжались даже работяги из окрестных деревень, чтобы послушать сказку. Детей, правда, преждевременно выгоняли.