написанным ею текстом. «Я знаю силу слов»… Тем более – отвратных, ругательных.
Значит, так тому и быть. Что с возу упало, то пропало.
Так я думал (и как оказалось, правильно), даже доподлинно не зная – ибо и не хотел ее знать – ту муторную «литературную» ситуацию. Я не сомневался, что и для Галины ни при каких обстоятельствах невозможно прилюдное выяснение семейных отношений. Знание скандального текста, таким образом, ни мне, ни ей было ни к чему.
И четыре года я был убежден (и убеждал других – близких и не очень, в разговорах и в своих публикациях): Галя до конца жизни не ведала, что она ведет бесстыдно безнравственную жизнь, что она убийца – по крайней мере живых человеческих чувств и т.д. и т.п. Я, конечно, не выдавал ей свою интуитивную догадку, что эти лексемы рождались в хорошенькой головке еще тогда, когда она украшала наши общие фотографии в родственной близости от двух изрядно поношенных временем лиц.
Мне казалось, я этим отчасти оберегаю Галину от нависшей гари случившегося в семье пожара. И вот через четыре года узнаю, что эта «кажимость» оказалась только видимостью…
– …Галя просто изводилась от того, что про вас написала Катя. Только от тебя таила.
– Откуда она сама узнала? – спросил я у Генриетты Перьян.
– Она мне говорила, но я забыла имя. От вашей знакомой. То ли московской, то ли подмосковной, дачной.
– Гета, уточни: Галя тебе говорила про известный ей факт публикации или о ее содержании?
– О содержании, конечно.
Эта весть переворачивала в моей голове столь многое… Однако инстинкт газетчика преоборол все.
– Ты мне можешь об этом написать?
– О чем?
– О том, что она рассказывала. Или только просто о факте, что Галя знала содержание сочинения… Ну, как в обычном житейском письме.
– Ты же знаешь, я не умею писать.
– А еще я знаю, что ты грамотная.
Мы практически поссорились. Но, в досаде отключив скайповский канал, я знал: это не смертельно. Мы ведь связаны одним световодом – любви к Гале… И я подумал: напишет – хорошо; е.б.ж. – в какой-нибудь биографии Галины добавится существенное обстоятельство. А не напишет… То, не исключено, этого и не было?
Возможно, я страдаю разновидностью профессионального идиотизма, но считаю, что степень истинности ссылок «я слышал», «я помню», «я уверен», «зуб даю» и т.п. не составляет и десяти процентов. Да что там, гораздо меньше. Отношу это и к собственным словам типа «Как сейчас помню». Всякий раз такое уверение вызывает у меня самого холодок за спиной. Никогда бы не мог свидетельствовать на Библии. Ведь поклясться можно лишь в одном – что ты не лжешь, не обманываешь, и все. Но не глупо ли при этом рассчитывать на