Ясно, что тут, в данном тексте, нет места для развития этой темы. Но было бы неделикатно по отношению и к нему, и к читателю вот так взять и бросить ее. Поэтому в качестве ее завершения предлагаю основные постулаты теории В.М. Запорожца.
Итак.
* Пространство мироздания многомерно.
* Наряду с вещественным миром существует психический план мироздания (психическое сопространство).
* Посмертная жизнь протекает на психическом плане.
* Психическое сопространство граничит с вещественным, граница между ними полупроницаема.
* Психическое сопространство стратифицировано – разделено по четвертой координате на ряд подпланов, населенных полузамкнутыми сообществами отшедших.
* Наша Вселенная не единственная. Путь к внеземным цивилизациям скорее всего лежит по четвертому измерению пространства, а не по непреодолимым просторам вещественного мира.
Посмотрите, как эти тезисы не просто соотносятся, а буквально прилегают к мысли Галины о душе, которая не исчезает со смертью тела и которая набирается за свою земную жизнь осознаниями сущностей и, обогащенная ими, удаляется…
Куда?
В психическое сопространство, – говорит ВЕМЗ. Недаром Галя, можно сказать, проштудировала большую часть его книги, исключая, естественно, ее Пятую часть – «Физические следствия», с трактовкой положений квантовой механики, теории относительности, теории гравитации и других специальных разделов науки.
…Вот куда в этой рукописи завела меня легкомысленная забота: как я буду выглядеть отшедшим, говоря попросту – на том свете? Ведь если верить ВЕМЗу, отшедшие пребывают по преимуществу в оптимальном, по их суждению, возрасте. Что представляется естественным, коль скоро их состояние определяется их же волемыслием, и ничем иным.
Так какой же, по моему суждению, мой возраст оптимальный? Способен ли я его определить?
Самый интенсивный – пора двадцатилетия. Год начался публикацией в «вечерке», а завершился исходной, можно сказать, сингулярной точкой судьбоносной любви, которая не в состоянии кончиться или прерваться. А внутри года – и полное погружение в профессию, и потрясение от единственного встреченного в жизни проявления гениальности – Смоктуновского-Мышкина, и избавление от другого, вчерашнего, в одночасье представившегося обманным любовного чувства (облегчение души, через десятилетия оказавшееся мнимым). И это был год, находившийся в благодатной середине очень малого промежутка, когда всем искренне верилось: в нашей стране возможна свобода. «Это было удивительное время, – писал в своих воспоминаниях о Галине наш давний друг Слава Смирнов. – Романтизм нашей молодости совпал с романтикой хрущевской оттепели. Политические химеры не омрачали тогда нашей прекрасной юности. Биологическая линия саморазвития совпала с амплитудой государственного оптимизма – такое бывает нечасто».